– Да, но она твоя мать, а не какая-то тетка, о которой ты не знаешь ничего, кроме того, что она предпочитает удушающие духи, вышедшие из моды еще в прошлом веке, – вздохнула Люда. – Но уволиться я не могу. Мой отец все свои связи задействовал, чтобы меня туда на работу взяли.
– И что? – неожиданно прервала ее Валерия. – Теперь ты должна до конца своих дней преподавать в шестнадцатой? Знаешь, иногда надо уметь сказать «нет». Нет, я не люблю апельсиновый сок. Нет, мне не нужны бесплатные пробники. Нет, я не выйду за тебя замуж. Нет, я не хочу тут работать. Это просто. Давай, просто произнеси по буквам: «Эн-е-те, нет».
– Отстань, – помрачнела Люда.
– Тоже не плохо, – похвалила ее подруга. – Послушайся моего совета. Нельзя долго думать и рефлексировать. Просто сделай то, что хочешь. Хоть раз в жизни. Вдруг понравится?
Лера была права. На следующий день, собрав всю свою решимость, Людмила подала заявление об уходе, а уже через месяц была принята в другую школу. Теперь ее не мучили косые взгляды, не душила вонь древнего парфюма. Теперь она могла в перерыве между уроками сидеть вместе с Лерой и лакомиться печеньем или обсуждать с симпатичным учителем физики новый сезон очередного детективного сериала. Она, наконец, поняла одну истину: человеческое существо не ограничивается белым прямоугольником, с написанными на нем ФИО и должностью. Невозможно быть просто учителем, матерью, женщиной, дочерью, ибо одно неотделимо от другого.
– Знаешь, почему я не люблю Супермена? – однажды сказал тот самый симпатичный учитель физики.
– Почему?
– Очки. Сначала я недоумевал, почему никто не видит, что Кларк Кент и Супермен – одна персона. Но потом я понял всю глубину этого сюжетного хода. Мы все – такие вот летающие пришельцы.
– Ты по ночам спасаешь репортерш? – не удержалась от шутки Люда.
– Нет. Не спасаю. Но когда я прихожу сюда, то словно надеваю маскировочный костюм. Дети видят во мне только учителя, но не человека. Они даже не могут представить меня все этих стен. Понимаешь, о чем я?
– И ты не любишь Супермена, потому что…?
– У него дурацкие трусы, – неожиданно закончил физик и весело расхохотался.
Тогда Люда его не поняла. Если ты профессионал своего дела, разве не логично, что все свои домашние проблемы, подобно очкам Супермена, ты оставляешь за порогом школы? Ты должен идти по предписанной министерством образования программе, слушаться начальства и выставлять детям оценки согласно тому, как они освоили те или иные компетенции. Все просто. Автомат выдает двойной сироп, если нажат соответствующую кнопку. Он не может написать: «Извините, я сегодня не в настроении. Вот вам пустой стаканчик, и хватит с вас».
И все же, если следовать теории Дарвина, эволюция никогда не прекращается и никогда не поворачивает вспять. И вслед за первым изменением в жизни Люды последовали другие. Например, покупка красных туфель.
Для кого-то приобретение обуви является самым обычным делом. Что может быть проще: зашел в магазин, померил несколько понравившихся пар и взял те, которые лучше сидят по ноге. Но это, если тебе с детства не твердили, что красные лодочки носят либо проститутки, либо женщины, у которых нет никакого вкуса. Маленький ребенок легко согласиться с любой чушью, если та произносится родителем.
Но Люда выросла. Люда поняла, что ее мать и отец не такие прекрасные и совершенные, какими казались ей когда-то. А еще она обнаружила, что быть падшей женщиной не так уж и плохо. Что красить глаза черным карандашом не преступление, что приходить домой после десяти вечера – вовсе не означает опуститься. И что красные туфли просто отлично сочетаются не только с чулками сеточкой, а их цокот делает тебя увереннее и сильнее.
«Цок-цок, ты сегодня прекрасно выглядишь. Цок-цок, для тебя нет ничего невозможного».
Люда поднялась на третий этаж, нагруженная сумкой и пакетом с тетрадями. Сегодня у нее урок в седьмом классе, очередная проверочная работа. Но перед этим ей предстоит пережить опрос по литературе в одиннадцатом. Женщина вздохнула, выдохнула и нацепила на лицо дежурную полуулыбку. «Автомат готов, внесите нужную сумму». Ученики уже стекались со всех уголков школы к запертому кабинету. Основная масса рылась в тоненьких библиотечных книжицах, повторяя едва выученные строчки.
– Давай, проверь меня!
– А какое ты выучил?
– Блин, я вчера столько с географией сидел, что про литеру забыл… Людка меня убьет. Слушай, Насть, найди какой-нибудь короткий стих. Она же говорила, не меньше трех строф? Черт… Что ж они все такие большие?! – донеслось жалобное блеянье Виктора Губова, не самого бестолкового, но одного из самых раздражающих учеников Людмилы.
Он всегда жаловался то на слишком большие домашние задания, то на завышенные требования, то на плохо составленное расписание. А еще на чью-то жвачку, приклеенную к его столу, на шепот за соседней партой, мешающий ему сосредоточиться. Короче, на все на свете.
– О, мажор. Не то к Людке на поклон собрался? – забыв о своих горестях и необходимости что-то срочно учить, вдруг вскричал Губов.