Знак обратной стороны

– Твои провалы очень похожи на сложные абсансы при эпилепсии, – после недолгого молчания произнесла женщина.

– На что, прости? – не понял Роман. Сестрица снисходительно приподняла уголки губ.

– Это такие бессудорожные приступы, когда сознание отключается, человек замирает, не реагирует ни на что. Иногда при этом возникают разные состояния, типа жемавю[37], а также различные галлюцинации. Я видела тебя во время твоих провалов. Ты именно выключаешься, как… фильм, поставленный на паузу.

– То, что вижу, переживаю – не какие-нибудь галлюцинации, – попытался поспорить мужчина. – Все намного сложнее. Я вижу то, что не должно произойти, что, скорее всего, не произойдет, а не просто брежу.

– Знаю, знаю… я и не утверждаю, что ты – эпилептик.

Лифт приехал. Удивительно, но на этот раз в нем стояло всего двое: какая-то старушка и ее более молодая родственница – дочь или племянница. Семейное сходство бросалось в глаза. Увидев Алису с сигаретой, старшая из женщин поморщилась, а младшая инстинктивно отступила подальше, заодно освобождая место новым пассажирам.

– И все же, братец, я бы рекомендовала тебе попить клоназепам.

– Спасибо, сама побороть вредную привычку не можешь и меня сажаешь на бензодиазепины. От них, между прочим, развивается зависимость, – блеснул своими знаниями художник. После первых двух лет беспрерывных издевательств сестры, Роман перестал пить все подряд и перед приемом обязательно шерстил интернет и специально купленный в книжном справочник лекарственных препаратов.

– Только при длительном приеме и большой дозировки, – парировала Алиса. – И, вообще, у меня такое впечатление, что ты не хочешь выздоравливать. Решил записаться в ряды мучеников? Или это твой новый пиар-ход?

– Лис, не начинай, – вот за это Роман и не любил подобные разговоры.

Стоило только сказать слово поперек, как Алиса превращалась в мегеру. Причем, касалось это только ее профессиональной деятельности. Как врач его сестра была жутким тираном. Наверное поэтому, ее пациенты поразительно быстро выздоравливали.

– За рецептом зайдешь в пятницу. У меня вторая смена, – как ни в чем не бывало, продолжила Алиса. – Кстати, мать звонила. Как всегда жаловалась на свою гипертонию. Терапевт ей запретил солить продукты, теперь мать в бешенстве. Почти полчаса разносила его в пух и прах, у меня ухо стало красным, как кусок свеклы. Ты должен их навестить.

– Чтобы и у меня уши тоже покраснели?

– Очень смешно. Не мне же одной все это выслушивать. В конце концов, это ты у нас любимый сынок, а я вечно была оторвой, – в голосе сестры прорезалась совсем не шуточная обида.

– Не говорили чушь. Родители любят нас одинаково. Просто ты старшая, на тебе лежит больше ответственности, ты по определению должна быть разумнее, быть примером для такого лопуха как я. А у меня на всю жизнь клеймо душевно больного, с меня взятки гладки. И объяснять им, что все это, прошу прощения за мой французский, – фуфло, бесполезно. Ты знаешь, когда я звоню матери, первый ее вопрос: «Как ты, Ромочка?», – а второй: «А как Алиса поживает?» Знаешь, будто только для того и звонит, чтобы я ей про тебя рассказывал.

– Ай, прекрати! – Они вышли из центра, и теперь сестра могла вволю затянуться. – Не успокаивай меня. Я знаю про про их любовь, и прочее. Но, вот именно, с тобой они треплются обо мне, а со мной – только о своих болячках. Понимаешь? У наших родителей явные проблемы с выражением чувств.

– Угу, может, ты и их запишешь к психотерапевту? – Попытался Роман встать на подветренной стороне, чтобы не дышать дымом. Ветер в отместку резко сменил направление.

– Да поздно уже, – с сожалением признала Алиса. – Это надо было сделать еще той весной, когда ты первый раз в обморок грохнулся. До сих пор вспоминаю и трясусь. Я ведь тогда думала, ты за мной следил, а потом решил сдать родителям. Представляешь… считала, что сознание ты вовсе не терял, что просто притворился.

– Ты со мной полтора месяца не разговаривала, – напомнил Роман.

– Прости, – вместе с дымом выдохнула его сестра. – Тебе нужна была помощь, ты был растерян, испуган, а я просто кинула тебя. Даже когда оказалась на том переезде, продолжала сомневаться. А потом… поезд пронесся, и меня как будто надвое разрубило. Я поняла, как близка была от смерти, от того, о чем меня предупреждал мой безумный брат. Знаешь, у меня до сих пор что-то вроде фобии… Недавно репортаж показывали про ненормальных, которые по путям шастают. Где-то нет перехода, а где-то народу просто лень до него идти, и они чешут напрямую. Сколько смертельных случаев! Не досмотрела до конца, не выдержала – переключила. Ох, – Алиса отбросила сигарету и наигранно улыбнулась. – Ну вот, минутка рефлексии закончена. – Теперь, братик, я жду от тебя подробного рассказа. Как там Шрапнель поживает?