В свое время Лукиан посетил святилище Астарты в одном сирийском городе, называемом у него «Священным» (Иера-полем). Существуют различные мнения относительно местоположения данного города, но для нас этот вопрос непринципиален, главное, он находился в пределах Сирии: недалеко от Евфрата и на местном наречии, скорее всего, назывался Кадешем. Предполагать, что именно таково было подлинное название Иераполя, можно по нескольким причинам: во-первых, «кадеш» (святилище) — термин, однозначный греческому «иераполю»; во вторых, Кадеш — имя семитской богини, которую обычно изображали едущей на львах, и именно такой описал «иерапольскую» Астарту греческий писатель; наконец, в сиро-палестинском районе Кадеш — традиционный эпитет, часто подменявший первоначальное название городов. В исторических трудах обычно упоминаются только два Кадеша: Кадеш-Кинза, близ которого произошла битва хеттов с войсками Рамзеса II, и Кадеш-Варни, крупнейший религиозный центр времен исхода евреев из Египта, но в действительности их там было намного больше, наверно не меньше, чем в Европе названий городов, начинающихся с Sanct.
Лукиан считал кадетское святилище первым среди известных ему, самым богатым и пышным. Сюда стекались деньги и паломники со всего Востока: Аравии, Финикии, Вавилона, Киликии, Ассирии. Но кто основал его? По словам Лукиана, Ной (писатель называет его по-гречески — Девкалионом). С именем создателя ковчега связывалось не только святилище, но и его культ. В пропилеях кадетского храма стояли два гигантских каменных фалла, на вершины которых два раза в год забирался аскет, чтобы, сидя там неделю, возносить молитвы за Сирию в целом и за каждого отдельного желающего, при условии приличной платы. Интересно то, что местные жители истолковывали влезание на фалл и бдение там, как деяние «в честь Девкалиона и в память о потопе».
С именем Ноя связывалось и главное торжество сирийского святилища. Начиналось оно с того, что жрецы и паломники отправлялись к морю, взяв с собой какую-то статую, называемую у Лукиана «Знамением». Статуя эта, видимо, была лишена каких-либо половых, социальных и профессиональных признаков, единственным ее атрибутом был прикрепленный к голове голубь. Лукиан в числе возможных прототипов этой статуи называет Ноя, что ни так уж невероятно, если вспомнить манипуляции с голубем библейского Ноя. Набрав в море воды, участники процессии возвращались в храм и выливали ее в расселину под его фундаментом.
Здесь замечателен не столько сам обряд, сколько объяснение, которое давали ему жители Кадеша. Они говорили, что в «их стране образовалась огромная расселина в земле и поглотила воду. После того, как это случилось, Девкалион поставил алтарь и воздвиг над расселиной храм Гере. Я сам (добавляет Лукиан) видел эту расселину, которая находилась под храмом. Она очень мала… В память об этом событии установлен следующий обряд. Дважды в год в этот храм доставляется вода с моря; ее несут не только жрецы, но также и многие жители Сирии и Аравии. Иные даже из-за Евфрата отправляются к морю, чтобы нести воду. Сначала ее выливали в храме, потом она стекала в расселину, которая, хоть и невелика, но все же поглощает большое количество воды. Совершающие этот обряд говорят, что он установлен Девкалионом».
Разумеется, все эти описанные Лукианом обряды могли и не иметь непосредственного отношения к потопу. Да и не это важно, главное, кто бы ни был основателем святилища, за чем бы ни лазил аскет на каменный фалл, чье бы изображение ни носилось к морю и каков бы ни был подлинный смысл справляемых в Кадеше обрядов, — все это освящалось именем Ноя и связывалось с историей потопа. Это-то по-настоящему важно. Поразительная устойчивость и всеохватность потопного предания в Кадеше заставляет предполагать (вспомним метод генетиков при отыскании прародины растения), что и сам потоп произошел где-то неподалеку. А близость Мертвого моря сама подсказывает, что именно его образование оставило столь глубокий след в памяти сирийцев.
ПАЛЕОЭТНОГРАФИЯ.
Очевидно, ярче и основательней предание о потопе должно было запечатлеться в сознании жителей территорий, непосредственно прилегающих к Мертвому морю. Но подкрепить это положение практически нечем. Осевшие на земле Палестины иудеи пришли туда поздно. А коренные жители страны вымерли еще до наступления эпохи Царств. Еврейские переселенцы называли исконных обитателей Палестины ре-фаимами (это имя знакомо читателю, оно упоминалось, когда речь шла о культуре древнейшей Палестины). Так вот, в иврите слово «рефаим» означает «исполины», и одно это наименование уже о многом говорит искателю первоисточника потоп-ной легенды, потому что везде, где бытовало предание о потопе, сказители упоминали чрезвычайно важную деталь — будто бедствие задумывалось богами с целью уничтожения особого племени великанов.