Знак Вопроса 1998 № 02

Судя по контексту, говоря о рефаимах, как о жертвах потопа, Библия имела в виду ни какую-нибудь иную, а именно «вселенскую» версию мифа. Однако из этого не следует, что они не были причастны и к «содомскому» его варианту. Хотя миф о Содоме и Гоморре сохранился в Библии, он принадлежал не иудеям, а моавитянам и аммонитянам — семитоязычным племенам, прежде евреев поселившихся в Палестине. Вывожу это из того, что моавитяне и аммонитяне считали себя потомками праведного Лота и его беспутных дочерей. Хотя «содомская» версия рассказывалась ими, из этого факта не следует, что именно моавитяно-аммонитянские предки пережили катастрофу Мертвого моря. В Библии Бог говорит Моисею: «Я не дам тебе ничего от земли сынов Аммоновых во владение, потому что Я отдал ее во владение сынам Лотовым; и она считалась землей Рефаимов; прежде жили на ней Рефаимы

».

Нечто подобное библейским свидетельствам можно найти в другом прославленном памятнике литературы — в Коране. В нем Мухаммад, предостерегая своих соплеменников, напоминал: «Помните, как Он сделал вас преемниками после народа Нуха». Пророк не говорил, был ли народ Нуха (Ноя) рослым, ну да это сейчас неважно. Главное, сами арабы считали себя пришельцами на земле Аравии, где им предшествовал народ, переживший потоп. Поэтому сведя теперь воедино данные литературы, можно довольно определенно говорить, что жило на Ближнем Востоке некое племя, считавшее себя жертвой потопа, племя, предшествующее семитам на их теперешней родине, но само, судя по разнице в росте, к семитской ветви народов не принадлежавшее.

Скажем больше, хотя ближневосточные источники сохранили только одну антропологическую примету народа — носителя потопной легенды — его высокий рост, нам сейчас, благодаря археологии, есть много чего добавить к скудным данным литературы. Дело в том, что сохранились портреты людей этого племени. Прежде уже упоминался первый на земле чудо-город Иерихон, где все было впервые: и фортификация, и храмовое зодчество — но до времени не говорилось, что в нем были найдены изображения людей, которые опять-таки со стопроцентной уверенностью можно назвать портретами. Уверенность эта обусловлена тем обстоятельством, что изображения представляли собой чрезвычайно реалистически выполненные погребальные маски. Особенно хорошо сохранился один женский портрет. Одного взгляда на это милое, с прямым, слегка вздернутым носом, домашнее, я бы сказал, русское лицо достаточно, чтобы убедиться: древнейшее, коренное население Палестины к семитам не принадлежало и обликом своим являло классический европеоидный тип. Поэтому, если кто из потомков иерихонцев дожил до наших дней, то говорить эти потомки должны либо на индоевропейском, либо на угрофинском языках.

ИТОГ. От промежуточных выводов перейдем теперь к более широкому обобщению, где учитывались бы данные всех привлеченных дисциплин: геологии, археологии, генетики, этнографии и антропологии. Итак, есть веские основания заподозрить в истории образования Мертвого моря первоисточник последующих легенд о потопе. За это говорят: первое, потоп в Палестине был, и случилось это на памяти знакомого с градостроительством населения. Второе, гео- и этнопривязки в легендах, если таковые сохранились, часто не имеют ничего общего с местными условиями, но поразительно сходятся с условиями Палестины: горы расступились, хлынуло море, образовалось озеро, цель потопа — умерщвление исполинов. Указание на очень высокий рост жертв потопа, возможно, не вымысел, во всяком случае, народ — носитель потопной легенды заметно превосходил по этому показателю семитов и обликом походил на современных европейцев. Третье, наиболее восприимчивы и памятливы относительно этого события оказались жители города, находившегося в непосредственной близости от Мертвого моря (Кадеш).

Спрашивается: может ли этот свод аргументов, кстати, гораздо более полный, чем у других потопо-атлантологов, служить сколько-нибудь серьезным доводом в пользу предложенной гипотезы? Да ничуть. Разумеется, без геологического и археологического подтверждения вообще не было смысла заводить разговор на эту тему. Но сами по себе они — доказательства из разряда косвенных. Практически, единственно, что достигнуто, так это констатация факта потопа в Палестине, события, породившего миф о Лоте, как нельзя более удачно вписавшегося в общемировую традицию потопной литературы и повлиявшего на кораническую версию мифа. Вот все. Недоказанным остается главное: что именно история палестинской катастрофы была первоисточником всех других легенд о потопе. Только вселенская ономастика мифа (имена и названия), указывающая на дно Мертвого моря, способна дать решающие аргументы в пользу палестинской версии.