— Прими его, Вера, — потом, обратив взор на сына, добавил: — Люби его и ты, Стас, почитай. Вера, пред Богом мы виноваты за Нину, так что Филиппа не обидь, слышишь, Вера?
— Да, да, слышу. Конечно, все как ты скажешь. Да ты и сам его встретить сможешь, покаешься и обнимешь по-отцовски, — успокаивала Вера, до конца не веря в этот бред.
Стас после услышанного смотрел в одну точку, словно столб соляной. Он знал о своей сестре немногое, но исповедь отца открыла ему глаза, и он понял, что дело тут гораздо серьезнее. Его родители виноваты в том, что Нины сейчас нет рядом.
Вера испугалась, как бы мальчик опять зрение не потерял, ведь Филипп предупредил, что сильное потрясение может сказаться на его здоровье.
— Стас! Сыночек, миленький, что с тобой? — она кинулась к мальчику и одновременно смотрела на мужа, который в мучениях отходил в мир иной. Священник попросил всех удалиться и оставить его наедине с умирающим.
— Мама, давай я тебя провожу, — тихо проговорил Стас, видя, что она уже не в состоянии двигаться самостоятельно.
— Нет, нет, я сама. Я смогу, — она поднялась, и они покинули комнату Ивана Ивановича.
Знакомые и родственники, знатные горожане собрались в большой гостиной и молча ждали каких-либо известий о состоянии здоровья губернатора. Многие говорили о том, что один человек мог бы спасти Ивана Ивановича, даже несмотря на молчание Распутина. Надо сказать, что мало кто из окружения губернатора верил этому «нечестивому» монаху.
— Да-а-а, — важно протянул комендант Рассат, — может, и есть надежда на спасение Ивана Ивановича, да вот только далеко она. Все понимали, о ком говорил Рассат.
А тем временем Филипп и Олег направлялись обходными путями в тыл противника.
События последних недель войны наложили свой отпечаток на лица, судьбы и характеры солдат. Некоторые задумались над своей прошлой жизнью: правильно ли они поступали? честно ли жили?
А большинство из них, конечно, хотели изменить настоящее. Изменить его в корне, чтобы их детям никогда не пришлось видеть того, что видят отцы и матери.
Неправы те, кто говорят, что храбр тот солдат, который не боится. Нет, именно тот, кто боится, храбрее остальных. Страх и ужас заставляют действовать его по велению не рассудка, а каких-то древних инстинктов самовыживания, и тогда он творит чудеса, в которые потом сам с трудом верит.
Так случилось с Олегом. Когда их отряд был окружен врагами около маленькой деревеньки в Пруссии, вот тогда Олег испугался. Испугался за молодых ребят, доверенных ему, за честь армии, за себя! И этот испуг послужил толчком к действию. Мозг лихорадочно работал и искал выход из создавшегося положения. Он прекрасно осознавал, что большая ответственность лежит на нем, и он совершил невозможное: его отряду удалось выбраться практически из полного окружения.
В тот же день Филиппа послали сопровождать раненого генерала. Эта поездка была сопряжена с большим риском, и Филипп перед тем, как отправиться в путь, позвал Олега и сказал:
— Времени нет, Олег, да и не место сейчас. Одно хочу сказать и передать кое-что. Ты сам прекрасно знаешь, что мы можем не вернуться, а если и останемся в живых, то как бы не в плену. Так вот, пока ты со мной, я перстень тебе отдаю, — Филипп снял кольцо и протянул его оторопевшему родственнику.
— Нет, нет! Я не могу, это твое, — начал отказываться Олег, но Филипп его тотчас же остановил.
— Я старший из мужчин в нашей семье! Этот перстень — наш родовой оберег и должен передаваться из поколения в поколение. Он у меня, значит, я несу ответственность за его сохранение, — он надел перстень на безымянный палец левой руки брата и крепко ее сжал, — я не хочу чтобы он бесследно исчез, если со мной случится беда!
Но беды, которой боялся Филипп, не случилось. Филиппу без труда удалось доставить генерала Волоколамского Леонида Ильича в госпиталь.
— Я и не подозревал, что ты великолепный врач! — восхищался Леонид Ильич, прося, чтобы Филипп остался с ним в госпитале до полного его выздоровления. — Уж не больно я люблю эти лазареты, но если ты будешь рядом, я постараюсь быть послушным пациентом, — уговаривал он, и Филиппу ничего не оставалось, как согласиться.
Леонид Ильич просил не просто из прихоти. Военная разведка донесла, что как только они пересекли границу, немцы напали на лагерь и отряды русских войск. Когда же Филипп узнал об этом и захотел присоединиться к армии, он услышал:
— Это опасно! Да и не время, надо переждать и обдумать новый план наступления! — в сердцах крикнул Леонид Ильич, крайне расстроенный сложившейся ситуацией.
Глава 30
Филипп уже не ходил в госпиталь, а постоянно находился в казармах и на приемных пунктах. Он расспрашивал поступающих раненых об Олеге и не слышал ничего утешительного. Немцы пробили кольцо окружения, а австрийцы и венгры атаковали с востока.
Как-то раз он услышал свое имя. Его кто-то позвал.
— Филипп? — молодой человек с необыкновенно красивым лицом внимательно смотрел на него.
— Да, это я, — ответил он.