Знахарь. Путевка в «Кресты»

Я уловил в нем командные нотки и покорно затих. Лишь лихо вывинтил набок голову посмотреть, что там за мать-командирша. И вообще, увидеть впервые за последнюю неделю молодую женщину. Пожилых и толстых я видел еще вчера и позавчера. Они меняли мне капельницы, просто заходили в операционную палату. Но тогда я был словно втоптанный в асфальт дождевой червяк и ни о чем больше думать не мог, кроме как о своих болячках. Теперь же я ожил. И легко выворачивал шею на мелодичный девчоночий голосок.

Она действительно была похожа на девочку: худенькая и невысокая, в чистом розовеньком халатике, туго перетянутом в талии, стояла, небрежно опершись плечом о крашеную темно-серой масляной краской стену. И на фоне этой стены ее халат казался еще розовее. Еще чище — на фоне этой кошмарно грязной палаты.

Меня бережно, словно ржавый фугас, перекантовали с каталки в постель, и я затих на спине, чувствуя, как от перевозки разболелся шрам. А девушка, дождавшись, когда уберут каталку, подошла ко мне и присела на соседнюю койку.

— Ишь, «я сам», — пробурчала она с притворной строгостью в голосе. — И двух суток нет, как кишки ему обратно в брюхо сложили, а он уже сам. Герой! — Она улыбнулась, и у нее в глазах блеснули озорные искорки. — Полежи, сейчас приду, капельницу поставлю. Как себя чувствуешь?

— Нормально, — просипел я и, кашлянув, чтобы немного прочистить горло, похвастался: — Но иногда бывает и лучше. Правда, не часто. Тебя как зовут?

— Ольга. — Она тряхнула головой, и вверх вороньим крылом взмыли иссиня-черные блестящие волосы. Эта Оля вполне могла бы рекламировать дорогие шампуни, а не прозябать в такой вонючей дыре, как больничка для зеков.

— А меня Константин, — представился я.

— Я знаю, — улыбнулась она. — Все я про тебя знаю. Лежи. — Она легко коснулась тонкими пальчиками моей руки. — Сейчас капаться будем, герой. — И легко вспорхнув с кровати, быстрым шагом направилась к выходу из палаты. Провожая ее почти влюбленным взглядом, я чисто автоматически отметил, что халат из синтетики очень плотно и сексуально облегает ее стройное тело. А под ним при каждом Олином шаге перекатывается круглая попка. И в этот момент до меня дошло, что вокруг по-прежнему стоит гробовая тишина. Я понял, что пока разговаривал с Ольгой, вся палата — все как один (те, кто был в состоянии) — внимательно и жадно наблюдала за нами. И не к месту подумал, что, наверное, кое-кто в этот момент аккуратненько мастурбировал под одеялом, старательно избавляя взглядом соблазнительную брюнетку от розового халатика. И она, конечно, отлично знает, что каждый раз, стоит ей зайти со стойкой для капельниц в какую-нибудь из палат, как тут же несколько рук шмыгают под одеяло. А в те дни, когда она выходная, зеки, изголодавшиеся за долгие месяцы по нормальным бабам, с нетерпением ждут ее смены, поскольку дрочат, взирая на толстых обрюзгших сестер или врачих, лишь доходяги и извращенцы. Интересно, ее хоть иногда возбуждает осознание того, что постоянно выступает здесь в роли порномодели? Вот Ангелину, конечно же, возбуждало бы.

Стоило Ольге выйти из палаты, как тишину тут же разорвал восхищенный возглас:

— Во блин, Костоправ, ты даешь! Да ты не Костоправ, ты Супермен. Чё ты, брат, сделал такое с нашей неприступной Ольгой Владимировной, что она перед тобой вся на цырлах? Как кошка, выгнула спинку.

Я приподнялся на локтях, чтобы посмотреть, кто такой там меня знает.

— Лежи, брат, лежи, сейчас подойду. — С кровати, установленной напротив моей у другого окна, приветственно махнул рукой парень примерно того же возраста, что и я. Он спустил ноги на пол, шлепая задниками домашних тапочек, пересек проход, разделяющий два ряда шконок, и ткнулся узким задом туда, где только что сидела Ольга.

— Здорово, братан. — Парень протянул мне богато украшенную наколками лапу. — Я Миха Ворсистый. Смотрю здесь за всем этим сбродом.

— Откуда знаешь меня? — поинтересовался я, когда мы обменивались крепким рукопожатием.

— То есть как?.. — искренне удивился Ворсистый. — А кто про тебя не знает? И здесь, и в корпусах. Вся тюрьма только о тебе и говорит.

«Да, точно, — сообразил я. — Тюремный телеграф. — И ухмыльнулся про себя: — Не удавалось на воле, так прославился здесь».

— Ты, слышь, как… — тем временем бубнил Миха. — Как себя чувствуешь? Ништяк? Если хреново, так тока скажи, я отвалю.

И только я призадумался, а не сказать ли ему такое на самом деле, как это сделала за меня Ольга.

— Ворсиков! — рявкнула она, появившись палате. В руке медсестра держала стойку для капельниц, на которой были закреплены две бутыли с лекарствами. — А ну, брысь на место! Не успел человек в себя прийти, как у него уже гости.