Знахарь. Путевка в «Кресты»

«А ну его к черту! — сегодня ночью твердо решил я. — В сторону все эти ненужные думки. Почему бы этой девчонке просто так, ни с того, ни с сего, не повестись на меня — такого героя с разрезанным пузом? Вспомнить хотя бы историю со знаменитым Червонцем [12], которая произошла в этих же стенах. Там все было куда круче и зашло куда дальше. Так что не буду забивать себе голову ненужным балластом. Изопью до дна бокал с терпким напитком „Любовь", быть может, последний раз в жизни… Скорее всего, последний раз в жизни»…

— Это снова я. На минутку. — Ко мне на кровать приземлилась Ольга, взяла меня за руку. — Просто совершенно вылетело из головы. Я же принесла твои вещи. Ух, трудно же было их отстирать. Столько кровищи! И все равно пятна остались, правда, совсем незаметные. Ну ничего, вот выйдешь, купим тебе другой спортивный костюм.

— Я не выйду.

— Да брось ты! И вот еще что. — Оля смущенно улыбнулась и даже чуть-чуть покраснела. — Сегодня охрана хорошая. Я договорилась. Тебе разрешат ночью посидеть у нас в сестринской. Может, это и правда последние наши часы, — грустно сказала она. И подскочила с кровати. — Ну, я побежала.

А я ощутил, как у меня приятно заныло в паху. Дождался, когда Оля выйдет из палаты, обвел победным взором доходяг, притаившихся у себя на кроватях, и громко гаркнул:

— Эй вы, пододеяльники! — Издал губами протяжный чмокающий звук и одновременно согнул в локтях обе руки — так, будто натягивал вожжи. —

Вот так вот я вас!

Ко мне сразу подскочил Ворсистый, бесцеремонно уселся ко мне на кровать, наклонился и зашептал — Ну, чего, Коста? Чё сказала? Даст сегодня, ага? Даст?

— Мишаня, отвянь, — добродушно произнес я. — Принеси-ка мне лучше сочку.

Сегодня утром я заметил, что Миха конфисковал чуть ли не полпередачи, которую получил один из больных. И в числе прочей добычи был пакет с яблочным соком.

— Ага, ща. — Ворсистый скрипнул кроватью, оперся рукой мне на грудь и вскочил на ноги. — Слышь, Коста. Я те сочку, а ты мне завтра расскажешь, как было? Лады? Ты ее в душе собрался?

— Иди ты, — ухмыльнулся я. — Ничего все равно не расскажу. И не проси. Захочешь, сам все придумаешь. Давай тащи сок.

И откинувшись на подушку, начал высчитывать, сколько еще ждать до отбоя.

* * *

Нет, это произошло не в душе, как предполагай Миха, а в сестринской, опрятной и чистенькой, как медицинский стерилизатор.

Оля зашла за мной уже после отбоя, и два вертухая, дежурившие на отделении, проводили нас недобрыми взглядами, но не сказали ни слова, когда мы, рука за руку, пересекали коридор.

— Итак, чем займемся? — несколько развязно спросил я, стоило нам оказаться в светлой просторной сестринской. Я окинул комнату стремительным взглядом и сразу непроизвольно отметил, что возле окна, убранного густыми решетками, стоит длинный диван. — Оль, будем гонять чай? — Пока она возилась с непослушным замком, запирая дверь изнутри, я прижался к ней сзади, положил обе ладони на тонкую талию и осторожно коснулся губами ее ушка, еле пробившись сквозь густой заслон из черных волос. От них пахло хорошим шампунем. Или это у нее такие духи? — Правда, мне кажется, мы пришли сюда не за этим?

— И откуда ты догадался? — немного смущенно хихикнула она и, наконец разобравшись с непослушным замком, обернулась и сразу крепко прильнула ко мне всем своим тоненьким телом. — Поцелуй меня. А?

Два раза просить меня о подобном было не надо. Я наклонился, потерся щекой о ее лицо — как хорошо, что сегодня побрился! Потом отодвинул в сторону тяжелую прядь волос и поласкал аккуратное ушко с маленькой золотой сережкой. Жарко дыхнул в мягкую гладкую щечку, поросшую чуть заметным светлым пушком…

Когда я нашел ее пухлые губы; когда ее горячий язык глубоко проник ко мне в рот, то первым, что я ощутил — была легкая, почти незаметная боль в месте еще не до конца зажившего шва. Но сразу ее вытеснило обалденное ощущение слабости в паху. А Оля уже застонала — негромко, так, чтобы не было слышно за дверью, — и ее начала бить мелкая дрожь. Ольга плотно — так плотно, насколько у нее хватало силенок, — прижалась лобком ко мне и начала судорожно дергать бедрами. Такое впечатление, что она стремилась мне кое-что раздавить. Всмятку!

— Оля. Оленька, милая… — Я осторожно отстранил ее от себя. Совсем чуть-чуть — так, чтобы, не дай Бог, ничего не подумала. — Оленька, успокойся. Успокойся, любимая. На минутку. На одну только минутку…

Она широко распахнула глаза и вперила в меня пустой — даже в какой-то мере безумный — взор.

— Вот и отличненько. Извини… но ты на меня так с ходу набросилась, что я аж испугался. Аж растерялся.

Она улыбнулась.

— Эх ты, герой! А я-то дурёха… Ты разве не хочешь меня?

— Очень… Очень хочу! — Я опять крепко прижал Олю к себе и жадно помял ладонями ее круглую попку. У Оли начало сбиваться дыхание.

— Продолжай. — с трудом пробормотала она.

— Разве такое?.. Мы не знаем друг друга. Я уголовник, а ты… Разве бывает такое?.. — удивленно прошептал я.