Знахарь. Путевка в «Кресты»

— Говоришь, извиниться? — поинтересовался Араб и лихо опрокинул в себя свою порцию водки. — Фу, блядь, отрава!.. Так, говоришь, извиниться? Ты себя что ли в школе вообразил? В пятом классе? Язык, раздвоением личности, случаем, не страдаешь?

Бакланчик молча покачал головой.

— Отвечай, падла!!! — тут же чуть не взлетел со своего стула смотрящий. — Словами отвечай, когда спрашиваю! Что делать с тобой, с мудозвоном?

— Пусть Коста меня изобьет, — простонал тот. — Мне вчера уже здорово досталось. Пусть добавит, и отпустите меня, пожалуйста…

— …к маме, — добавил Кассир. — Чё, Коста? Добавлять будешь этому мудаку?

— Да в лом, — развел руками я. — Правьте сами, как пожелаете. — И внешне безразлично начал намазывать на кусок черняшки паштет. Хотя мне было совсем не наплевать на то, что именно я явился первопричиной того, что неразумный мальчишка оказался на этом пьяном правиле. Идиот! Нет, чтоб самому как следует отхерачить этого сопляка и напрочь забыть про все, что случилось! А теперь ему уже ничем не помочь. Балом здесь правит Араб. Как он решит, так и будет. А мой голос лишь совещательный.

— Ша, пацаны! — прошипел уже заметно пьяный смотрящий. — Сейчас поправим сявку позорную. Гиви, ты выпил? Ништяк. Тогда займись этим… блядь, Александром. Подкороти-ка ему язычок. Тебе ж не впервой? Или бычье сюда вызывать?

Высокий худощавый Гиви в ответ лишь плотоядно улыбнулся и, неуловимым движением выхватив из кармана нож-выкидуху, выскользнул из-за стола. Чуть слышно щелкнула тугая пружина. Блеснул узкий хищный клинок. Щенок Александр побледнел.

— На колени вставай перед стулом, — почти без акцента приказал грузин. — Язык вываливай.

— Не-э-эт! — взвыл баклан и даже не шелохнулся. — Ну, пожалуйста-а-а.

— На колени, падла, сказал! — Гиви зацепил свою жертву за шкварник и, не прилагая особых усилий, опрокинул на пол. — Тебя пидарасом сделать сейчас? А? Хочешь в жопу тебя сейчас отымею? А? Не слышу?

— Не-э-эт!

— Не слышу!!! — Грузин зацепил Языка за штаны и потянул их к щиколоткам. На секунду заголились тощие бледные ягодицы, прежде чем баклан извернулся, как кошка, вцепился в штаны и натянул их обратно.

— Пожа-а-алуйста!!!

Гиви широко замахнулся и от души влепил ребром ладони мальчонке по почкам. Того изогнуло, как червяка.

— На колени, падла! Язык на стул! Еще один выкидон, и пидером будешь! Бля буду, будешь! Араб, опущу я ща эту Маньку?

— Опускай, — без излишних эмоций согласился смотрящий.

— Не-э-эт, братва!!! — отчаянно заверещал бакланчик. — Режьте язык! Лучше его! Вот! Вот! — Он подполз к табурету, уткнулся рожицей в торец седушки и вывалил покрытый нездоровым белым налетом язык. При этом щенка колотило так, будто к нему подсоединили как минимум 220 вольт.

— Чего, Араб?! — надрывался распалявшийся на глазах грузин. — Чего делать мне?! Пидарасить?! Язык резать?! Чего делать, скажи?!

— Погоди, Гиви. Передохни, — произнес я и наклонился к уху смотрящего. — Отдай мне эту соплю. Сам с ним закончу и вышвырну на хрен. Ага? Забираю?

— Забирай, — барским жестом подарил мне холопа пьяный Араб.

— Гиви, отвали, — тут же распорядился я. — Иди за стол.

Грузин зыркнул на меня огненным взором, но ослушаться не решился. Сложил выкидуху и отступил в сторону от бакланчика, который так и продолжал стоять на коленях у табурета, вывалив наружу бледный язык. «Не свихнулся бы, молокосос», — подумал я и подошел к нему. Крутанулся вокруг оси на триста шестьдесят градусов и закатал сопляку пяткой в лобешник. Он отлетел от табурета, совершил прямо-таки цирковой кувырок и влип в оклеенную веселыми цветастыми обоями стену.

— Юшкой не перемажьте здесь ничего, — пробурчал у меня из-за спины Костя Араб.

Я ничего не ответил. Сграбастал Языка за шкирятник и перевел его в стоячее положение. Он покачнулся, но на ногах удержался. И тут же я головой засадил ему по зубам. И даже услышал, как они мерзко хрустнули, изломанные и вдавленные внутрь. «Четыре передних», — прикинул я, и, придерживая Языка левой рукой, не давая ему опуститься на пол, правой заехал ему по ребрам, сломав при этом, как минимум, два. Потом распахнул ногой дверь из «спальни» и с разгону запустил отрубившегося баклана в барак.

— Заберите это дерьмо! — проорал мужикам и, вышвырнув вон ненужный уже табурет, плотно прикрыл за собой дверь. — Будет с него, — сказал братве и снова устроился за столом. — Надолго запомнит. Блондин, чего в стаканах-то пусто? Разливай давай, брат.

Блондин поспешил достать из-под стола вторую бутылку и, матерясь, принялся воевать с прокручивающейся винтовой пробкой.

— А ведь чуть не отчухали сявку ущербного, — задумчиво пробормотал Араб, накалывая на вилку очередной соленый огурчик. — Спас ты его, Коста. Доктор — ты доктор и есть.