Шутки шутками, а мне как-то не по себе стало. И, главное, в чем парадокс – раньше я, как и всякий нормальный городской житель, боялся чего-то того, чего, как мне казалось, на самом деле и нет. В ночи, имеется в виду. В детстве страшился Бабайки, живущего в платяном шкафу, потом, когда подрос, еще чего-то такого, что днем казалось совершенно невозможным. Любой дом, любая квартира ночью наполняются звуками, поскрипыванием, шорохами, которые и взрослого человека заставят представить себе невесть что. Страхи перед темнотой в нас заложены изначально, они атавистичны, они идут из тех времен, когда наши предки носили демисезонные шкуры и поклонялись Солнцу, которое избавляло их от теней во тьме.
А теперь все изменилось. Я не боюсь тех, кто живет в лунном свете. Точнее – я знаю, на что они способны, а потому готов к встрече с ними. Но зато совершенно не желаю встретиться с подобными себе живыми и теплокровными особями, обитающими конкретно в этих местах. Что-то мне подсказывает, что в ряде случаев это может кончиться для меня рядом неприятных недугов, вроде перелома челюсти, сотрясения мозга и отбитых почек. Здесь не центр города, в котором полно блюстителей порядка. Ладно если на нас из темноты выйдут местные охранники или просто здешние работники. А если «синева», которая наверняка тут подрабатывает на ролях «поди-подай-принеси»? Или еще кто-то подобный?
Пока я обо всем этом рассуждал, мы покинули ангар, и Нифонтов с призраком, который витал над его головой, скрылись из вида. Мы же с Мезенцевой остались у машины.
Досадно, так я с этим призраком-долгожителем и не пообщался приватным манером. И, видимо, не пообщаюсь, поскольку ради беседы с ним я в эти глухие места не попрусь. Ну да ничего, у меня и другие собеседники найдутся.
– Кольке не говори, – сказала мне Евгения, открыла дверь машины и достала из своего рюкзачка пачку сигарет и зажигалку. – У него бзик на том, что девушка не должна курить. Ты, кстати, такими фобиями не страдаешь?
– Не страдаю, – заверил ее я. – Мне, если честно, пофигу. Легкие твои, здоровье твое, детей мне не ты рожать будешь, так что твори что захочешь.
– Что да – то да, – щелкнула зажигалкой Мезенцева. – Точно не я. В смысле – детей тебе от меня не видать. Ты не в моем вкусе.
Если она и хотела меня подначить, то зря. Я всю жизнь в женском коллективе и учился, и работал. Меня такими банальными вещами не прошибешь, ей для этого надо что-то посерьезней придумать.
– Слушай, а почему этот старый хрен сказал, что вы из шифровального отдела? – задал я девушке вопрос, который мне не давал покоя. – Нет, понятно, что так вы до войны назывались, он же еще про ОГПУ упомянул. Но шифровальный-то почему?
– Фиг знает, – немного разочарованно выдохнула дым Мезенцева, явно желавшая сплясать на моих костях и ожидавшая моей реплики в стиле «чего это я не в твоем вкусе». – Я историю отдела не очень хорошо знаю, все как-то не до того мне. Слышала только, что некто Бокий, который им в двадцатых-тридцатых годах того века руководил, был дядька знающий и рисковый до жути, но при этом изрядный темнила. Сам же знаешь, что в те времена мистику особо не разрешали, народ и партия коммунизм строили, а в нем подобной ерунде места нет. Вот потому, наверное, он его «шифровальным» и окрестил. Вроде как секретное подразделение, но без оккультизма всякого. Ты лучше у Кольки про это спроси, он любит в прошлом покопаться, точно все знает. Слушай, я тебе что, совсем не нравлюсь?
Что ж так банально? Прямо штамп на штампе. Как видно, совсем она меня ни в грош не ставит.
Даже обидно.
– А кто такая Мара? – и не подумав отвечать на столь откровенную провокацию, задал свой следующий вопрос я. – Наш новый прозрачный друг ее упомянул и сказал, что я ее слуга, мне же про это ничего не известно. А знать хотелось бы.
Мезенцева глянула на меня с интересом, затянулась сигаретой.
– Просто мне о такой слышать не доводилось, – пояснил я. – Она кто вообще?
– Она, вообще, богиня из славянского пантеона, – наконец соизволила продолжить беседу Евгения. – Так же известна в народе как Морана или Морена, в зависимости от того, мифологию каких именно славян мы имеем в виду.
– О как, – проникся я. – Вот про Морану я слышал. Или читал. Только в жизни бы не подумал, что она – реальность.
– Смолин, не пугай меня, – попросила Женька. – Какая реальность? О чем ты?
– Так он же говорил, – я махнул рукой в ту сторону, куда ушли Нифонтов и призрак.
– И что? – оперативница бросила окурок на асфальт. – Это призрак. Он такого наговорить может, что ой-ой-ой. Ему сто лет в обед.
– Знаешь, я месяц назад и в него не верил, – резонно заявил я. – А он – есть. И вон твари из мрака есть. И русалки.
– Да ладно! – заинтересовалась Мезенцева. – И что, у них правда вместо ног хвост? А какую-нибудь из них того? Ну ты понимаешь, о чем я? Просто где-то читала, что если у них на хвосте кое-какую чешуйку приподнять, то можно эту самую русалку…
– Блин, ты вообще о чем-то другом думать можешь? – возмутился я. – Прав Николай, плохо, что у тебя ни бывшего парня нет, ни настоящего хоть какого-нибудь.