ЗНАКОМЬТЕСЬ – ЮДЖИН УЭЛЛС, КАПИТАН

Пауза затягивается. По глазам этих улыбчивых людей я вижу, что им вовсе не до смеха. И еще я злюсь на себя. Зачем мне эта чушь? Триста двадцатый протестует. Он не задавал этого вопроса. Наверное, я просто хочу узнать, за какие достоинства люди получают такие высокие награды. Ведь звание святой – это покруче Военно-морского креста.

– Мы... не знаем, сэр, – наконец пожимает плечами доктор Шребер. – Кажется, она когда-то работала в нашем госпитале. Наш госпиталь с давних времен славится...

– Хорошо, хорошо. Я понял, сэр. Спасибо.

И они исчезают из палаты. Сначала они, потом их улыбки. Именно в таком порядке.

Прислушиваюсь. Голоса шелестят через многослойное звукопоглощающее покрытие, усиленные Триста двадцатым.

– Я же говорил, Майя, диагност несет ахинею. Надо подать заявку на тестирование, – раздраженно говорит мужчина своей спутнице.

– Но, Даниэль, данные энцефалограммы вполне однозначны – этот пациент невменяем, – пытается возражать женщина.

– По-твоему, с нами сейчас идиот говорил? Да он умнее, чем мы с тобой, вместе взятые. И вообще – чего ты добиваешься? Хочешь, чтобы баронесса подала иск на клинику и обвинила нас в нанесении вреда здоровью? Ты забываешь о наших традициях и о неизменном...

Глава 8. Интервью

Вежливый стук в дверь отрывает меня от размышлений о смысле жизни. Нет, я не пытаюсь решить извечную загадку, зачем мы возникли на пустом месте из кучи неупорядоченных молекул и почему Господь наделил нас разумом, и есть ли Он на самом деле. Я думаю о странных метаморфозах, что происходят со мной. Еще недавно пределом моих мечтаний была ежедневная порция шоколадного мороженого и возможность воспарить над морем. Потом моей целью стала любовь. Непонятное, непознанное, неизвестно зачем дарованное нам чувство. А дарованное ли? Нет ли в этом какой-нибудь хитро обставленной лжи? Может быть, это одна из тех великих морковок, которыми крутят перед нашими носами, заставляя двигаться в нужном направлении и которую никто и никогда так и не смог ухватить зубами? Зачем мы обманываем себя, выдумывая то, чего нет, и никогда не было? Ради того, чтобы сбежать от одиночества? Но оно вновь и вновь настигает нас. И неважно, что ты при этом говоришь и сколько людей тебя окружает. Так что теперь я начинаю сомневаться в истинности своего пути. Я спорю сам с собой и с Триста двадцатым. Придумываю доводы в свою защиту, и тут же опровергаю их. Представляю, как однажды оно свалится на меня, это мифическое чувство. Что я буду делать тогда? Я обрету покой или моя жизнь потеряет смысл? И можно ли жить, когда некуда стремиться? Но стук в дверь вновь повторяется. Я думаю, что это Мишель снова пришла меня навестить.

– Войдите, – говорю я.

– Добрый день, капитан Уэллс, – широко улыбаясь, приветствует меня женщина в брючном костюме. Традиционный белый халат небрежно наброшен на плечи. Ее голос мне странно знаком. – Как вы себя чувствуете?

– Нормально, мэм. Мы знакомы? – отчего-то я натягиваю одеяло поглубже. Эта странная женщина с пышной волной черных волос – она словно насквозь меня видит.

– Конечно, капитан. Вы давали мне интервью сразу после теракта. Помните? Я Деми Бройде.

– Нет, не помню, – отвечаю я.

– Это вполне объяснимо. Взрывы, дым, крики, вы были в шоке. Знаете, а вы уже герой. О вас все говорят. Наш канал – «новости-два» – дал о вас серию репортажей. Наш рейтинг – один из самых высоких на планете.

– Взрыв, – поправляю я.

– Что?

– Взрыв, не взрывы. Взрыв был только один.

– Это неважно, капитан, – отмахивается журналистка. – Прежде чем мы поговорим, не желаете чего-нибудь? Промочить горло, поесть?

– Я бы хотел одеться.

– Это легко устроить. Тем более, одетым вы будете смотреться более представительно. Одежду какого производителя вы желаете?

– Я... не знаю, – теряюсь я под напором этой непонятной дамы. – Я привык к комбинезонам. Летным или техническим. Удобная одежда. Тепло, сухо и снимается быстро. И еще ботинки.

– Понятно, капитан. Минутку, – и она что-то быстро диктует своей руке. Рука кашляет и отвечает: «Полчаса, Деми». А потом еще: «Деми, Ганс опять напился. Назвал медсестру в холле иммигрантской свиньей. А охранника – вонючим гастарбайтером. И дал в морду оператору».

– Какому? Кристиану?

– Нет, Бенедикту. Что мне с ним делать?

– Знаешь, сколько стоит взятка руководителю местной службы безопасности? Скажи Гансу, что он уволен. Разреши больничной охране вышвырнуть его так, как им нравится.

– Ясно, кхе-кхе, – кашель на руке Деми затихает. Она виновато жмет плечами.

– Люди совсем обленились. Слишком много иммигрантов. Никакого понятия о дисциплине.

– Я понимаю. Дисциплина – это главное, – говорю я, чтобы сделать даме приятное. Что-то отзывается в ней на эти бесхитростные слова. Я чувствую, как она становится более живой.

– Правда? Вы в самом деле так думаете?

– Ну да. На нашей базе сначала была дисциплина. Никто не пил и не дрался. Начальник базы так и говорил всем: «главное – дисциплина». А потом его выкинули с базы вместе с охраной. И начался бардак. Кругом сплошь пьяные. И санузел почистить некому.