Знакомьтесь: МУР

Осмотрев предъявленный ему портфель, Гейзингер недоуменно пожал плечами и твердо заявил, что видит его впервые. Кому он принадлежит — не знает. Как на крышке появилась его фамилия — сказать ничего не может.

Извинившись за поздний визит и договорившись о новой встрече назавтра в НКПС, оперативные работники ни с чем вернулись на Петровку, 38. Закончился напряженный трудовой день, а они ни на йоту не продвинулись в раскрытии тяжкого преступления. Прежде чем разойтись по домам, подвели итоги проделанного и определили, чем необходимо заняться с утра. Все сошлись на том, что, наряду с выяснением причастности к убийству первого мужа жены Фролова и бывшего кассира районо Совостьянова, основное внимание необходимо уделить работе с сотрудниками бюро жалоб Наркомата путей сообщения.

На следующий день муровцы вновь встретились с Гейзингером. Разговор снова и снова возвращался к портфелю: кто и когда написал его фамилию на крышке. Заведующий бюро жалоб, к сожалению, ничем не мог помочь розыскникам. И они видели, что он искренен. Почерковедческая экспертиза подтвердила, что надпись на портфеле оставлена не его рукой.

— Может, ваши сотрудницы называли вашу фамилию кому-либо из посетителей бюро? — поинтересовался Ножницкий. — Не было такого разговора?

— Не припомню.

С каждой из работающих в бюро жалоб девушек поговорили. Но ни одна не могла вспомнить, чтобы кто-либо из посетителей спрашивал фамилию заведующего, а тем более записывал ее на крышке портфеля. Правда, двух сотрудниц не было на месте: одна болела и находилась в Боткинской больнице, вторая уехала на похороны родственника в Воронеж.

Не откладывая дела в долгий ящик отправились в Боткинскую больницу. Беседа с девушкой ничего нового не дала. Пожелав ей скорейшего выздоровления, оперативники ушли.

На следующий день Безруков и Ножницкий, не ожидая, когда появится на работе вернувшаяся только что из Воронежа сотрудница, пришли к ней домой. Разговор все о том же портфеле и надписи на нем. И опять ничего утешительного.

К этому времени совершенно точно было установлено, что ни Демидов, ни бывший кассир Совостьянов к преступлению никакого отношения не имели. У того и другого было твердое алиби. Никаких улик не удалось обнаружить и при отработке других возможных версий по делу.

И вот работники МУРа снова в бюро жалоб НКПС. Опять тот нее злополучный вопрос к девушкам.

— Уверен, что запись сделана с ваших слов, девчата, — заявляет Безруков. — Но кто и когда писал, вы просто подзабыли. Постарайтесь вспомнить, напрягите память.

И тут та самая девушка, что ездила на похороны родственника, с большим сомнением, неуверенно проговорила:

— Кажется, в прошлом году к нам с жалобой приходил директор одного из вагонов-ресторанов — грузин или азербайджанец. Он хотел попасть на прием к заведующему, но того не оказалось на месте. Посетитель, если мне не изменяет память, еще долго ругался по этому поводу. Я посоветовала ему оставить жалобу, а через день-два позвонить заведующему и узнать о ее судьбе. По-моему, он так и поступил. Уходя, он спросил у меня фамилию заведующего бюро и записал ее то ли на папке, то ли на портфеле. Правда, это было давно, и я могла что-то напутать.

Девушка смущенно умолкла. Чувствовалось, что ей хотелось помочь работникам милиции, но она боится бросить тень подозрения на невиновного человека.

— А жалоба этого директора сохранилась? — спросил Саксаганский. — Можно на нее взглянуть?

— Конечно. Сейчас найдем.

Достали из шкафа дела за прошлый год и нашли жалобу директора вагона-ресторана Маргеладзе о том, что из-за неисправности букс его вагон был отцеплен и простоял на солнце более двух суток. В результате многие продукты испортились. Директор просил наказать материально осмотрщиков вагонов, выпустивших на линию вагон-ресторан с неисправными буксами, а также начальство одной из южных станций, не сумевшее в течение двух с половиной суток организовать пустяковый ремонт.

Работники МУРа сделали необходимые запросы в учреждения, где раньше работал подозреваемый, получили его характеристику по последнему месту работы. Поговорили с соседями. В результате удалось выяснить, что Маргеладзе до последнего времени носил фуражку, а недавно сменил ее на шапку-ушанку.

Один из соседей рассказал, что видел у него в руках светло-коричневый портфель. В бухгалтерии треста вагонов-ресторанов подтвердили, что Маргеладзе приносил к ним отчетные документы в портфеле. Однако предъявленный им светло-коричневый портфель, найденный на месте преступления, ни одна из работниц бухгалтерии с уверенностью не опознала. Характеристики с мест работы далеко не в восторженных тонах рисовали Маргеладзе и как работника, и как человека.

Взвесив все собранные по делу данные, прокурор дал санкцию на обыск в квартире Маргеладзе. Прежде чем выяснить, где он находился в момент убийства кассира Фролова, работникам МУРа хотелось тщательно обследовать его квартиру. И прокурор согласился с доводами оперативников.