Знаменитость

– Ты уже давно находишься в нашем поле зрения, – пояснил он. – И мы не принимали серьезных мер, только потому, что надеялись: ты не безнадежный отщепенец, а наш, советский человек, только по молодости оступившийся. Сейчас я кое-кого вызову, а ты пока посмотри вот этот документ…

Одной рукой Соколов нажал кнопку, находившуюся у него под столешницей, другой подал мне лист бумаги, исписанный неразборчивым почерком. И терпеливо замолчал, давая мне время самому разобрать кривые каракули. Сначала я понял только главное слово «заявление» крупно выведенное в середине листа. Потом в тексте идентифицировал свою фамилию и слово «магнитофон».

Дверь кабинета открылась. Заглянул сотрудник в форме.

– Разрешите ввести? – спросил он.

Соколов кивнул.

Дверь открылась, и зашел тот самый Асланбек, которому я в июне за тысячу рублей толкнул магнитофон – инженерный шедевр Витьки Зяблицкого с лейблами «Sony». Только в этот раз Асланбек был скверно выбрит, и на нем не было характерной огромной кепки «аэродрома».

– Садитесь Хаджиев, – велел следователь.

Аслан, молча сел напротив меня, даже не взглянув.

– Подтверждаете, что Сергей Климцов продал вам поддельный магнитофон за тысячу рублей? – спросил гебист.

– Подтверждаю, – с сильно выраженным акцентом проговорил кавказец.

– Вот видите, Сергей, – официально переходя «на вы» кивнул следователь. – То, что вам казалось невинной шалостью, на самом деле является серьезным уголовно наказуемым деянием. Статья «мошенничество». И тянет в зависимости от обстоятельств лет на семь-восемь общего режима, – со вздохом констатировал друг моего отца.

Он снова нажал кнопку, и когда в дверях показался дежурный, подошел к нему и начал отдавать какие-то распоряжения.

– Аслан, что ты делаешь! – быстро взмолился я через стол. – Магнитофон ведь отлично играл, не хуже японского. Ты «Boney M» слушал, разве плохо звучало?

Аслан кивнул головой, соглашаясь, что звучало хорошо.

– Никто не будет знать, что он не японский, только мы с тобой! Сейчас еще один аппарат на подходе, я его тебе бесплатно отдам, как компенсацию. Родственникам подаришь, – продолжал шепотом обрабатывать я. – Забери заявление, брат, очень тебя прошу!

– Сломался он… – пробормотал Аслан.

– Я же тебе говорил, сломается – сразу мне неси! – перебил я, все еще не теряя надежды. – Пожизненную гарантию даю!

Кавказец, наконец, поднял взгляд прямо на меня.

– Он сломался. Мастеру понес. Тот крышка снял, а внутри магнитофона даже окурки сигаретные кто-то набросал, вах! – гневные желваки заходили на его скулах. – Ты не просто меня обманул, Сергей! Ты неуважение проявил…

Проклятая Витькина небрежность – понял я. Увлекаясь работой, он имел привычку, тут же и «бычок» погасить или забыть россыпь лишних деталей, или отвертку, закрывая корпус своего изделия. Витька был доморощенный гений, он никогда не был «фирмой». И за это мне теперь светил реальный срок.

– Хаджиев на выход! – наконец скомандовал дежурный.

Аслан поднялся и неспешно пошел вон, машинально сложив руки в замок за спиной.

– Ну вот, Сергей, теперь ты видишь, какое счастье, что заявление попало мне в руки, а не кому-нибудь? – Соколов моментально вернувшись к прежнему покровительственно-доверительному тону. Только мне уже не хотелось играть с ним в заговорщиков. – С гражданином Хаджиевым мы разберемся. За ним своих грехов хватает. И заявлению я, конечно, постараюсь ходу не дать. Только ты сам должен нам помочь…

Я уже ждал – когда он произнесет эту фразу, и вот она прозвучала. Я даже уже догадывался, что захочет от меня КГБ. И как мне только взбрело в голову самому явиться сюда? На что рассчитывал? Каким дураком был! Я просто молчал, уже понимая, какой выбор сейчас мне будет предложен.

– Скажу тебе откровенно – ты очень вовремя пришел, – продолжил развивать наступление чекист. – Потому что наверху принято решение покончить с этим рассадником антисоветчины, который развели в Ленинграде коллекционеры всяких сомнительных певцов, записывающих песни, проповедующие воровские понятия и безнравственность нэпманов, давно уже пылящуюся на свалке истории. А вокруг этого пышно расцветает подпольное предпринимательство, откровенная спекуляция и другой криминал. И даже на Западе уже обратили на это внимание. Не даром, вражеские голоса из-за бугра ухватились за это направление. Недавно «Голос Америки» транслировал откровения твоего знакомого – Алеши Козырного. Из его уст звучала махровая клевета на советский строй…

Я смотрел перед собой на стол. На чертово заявление лежавшее здесь же. В голове у меня не было ни одной мысли. Только лютая тоска и жалость к самому себе. И как же только меня занесло сюда! Какое было бы счастье, открутить время назад на час. Когда еще не был сделан этот роковой шаг. Я мысленно представил себе, как говорю отцу – «нет, не звони» – и он кладет трубку. И я не иду сюда вместе со Старковой. И не захожу в двери Большого дома на Литейном. Если бы только можно было открутить время вспять.