– Ничего, ничего. Только то, что, строго говоря, в письме миссис Феррарс упоминается
Казалось, Пуаро меня не слушает. Он опять бормотал что-то себе под нос:
– Но тогда это возможно… Да, вполне возможно… Но в этом случае – не-ет! Я должен все обдумать еще раз. Система и порядок – вот что мне сейчас совершенно необходимо. Все должно четко совпадать – идеально подходить к общей картине, – иначе я на неправильном пути. – Он замолчал и вновь повернулся ко мне: – А где это – Марби?
– По другую сторону от Кранчестера.
– Далеко?
– Миль четырнадцать, полагаю.
– А вы сможете туда съездить? Например, завтра?
– Завтра? Дайте подумать… завтра воскресенье… Да. Думаю, что смогу. И что я должен буду там сделать?
– Увидеть эту миссис Фоллиот и выяснить у нее все, что удастся, об Урсуле Борн.
– Очень хорошо, хотя эта работа мне не очень-то по душе.
– Сейчас для ваших сомнений нет времени. От этого может зависеть жизнь человека.
– Бедный Ральф, – сказал я со вздохом. – Вы все-таки верите, что он невиновен?
Пуаро очень мрачно посмотрел на меня.
– Вы хотите знать правду?
– Ну конечно.
– Тогда вы ее услышите. Друг мой, все указывает именно на то, что он виновен.
– Что?! – невольно воскликнул я.
Сыщик кивнул.
– Да. Этот дурак инспектор – а ведь он полный дурак – нашел все улики, которые на это указывают. Я ищу правду, и правда каждый раз тоже приводит меня к Ральфу Пейтону. Но я не собираюсь опускать руки. Я обещал мадемуазель Флоре, а эта малышка уверена в невиновности капитана. Абсолютно уверена.
Глава 11
Пуаро наносит визит
Я немного нервничал, когда на следующий день позвонил в звонок «Марби Гранж». Меня очень интересовало, что Пуаро ожидает от моего визита. Он поручил мне это дело – почему? Потому ли, что, как и при беседе с майором Блантом, хотел остаться в стороне? Такое желание, вполне понятное тогда, сейчас теряло всякий смысл.
Мои размышления были прерваны появлением хорошенькой горничной.
Да, миссис Фоллиот дома. Меня проводили в гостиную, и я с любопытством огляделся. В большой полупустой комнате стояли неплохие старинные фарфоровые фигурки и лежали красивые вышивки. При этом шторы и чехлы на мебели выглядели поношенными. Как ни взгляни, но эта комната, без сомнения, принадлежала леди.
Когда миссис Фоллиот вошла в комнату, я оторвался от изучения Бартолоцци[107]
, висевшего на стене.– Доктор Шеппард, – неуверенно произнесла она.
– Именно так меня зовут, – ответил я. – Прошу прощения, что побеспокоил вас без приглашения, но мне нужна информация об одной горничной, которая раньше работала у вас. Ее имя Урсула Борн.
– Урсула Борн? – с сомнением повторила она.
– Да. Может быть, вы не помните этого имени?
– Нет, нет, конечно, я… я очень хорошо помню.
– Как я понимаю, она ушла от вас около года назад?
– Да, именно так. Вы абсолютно правы.
– И пока она работала у вас, у вас не было к ней претензий? Кстати, а сколько всего она у вас проработала?
– Год или два – сейчас точно не помню. Она… она очень способная девушка. Думаю, что вам она вполне понравится. Я и не знала, что она собирается уходить из «Фернли».
– А вы можете что-нибудь о ней рассказать? – попросил я.
– Что-нибудь о ней?
– Да. Откуда она родом, кто ее близкие – такие вещи…
Лицо миссис Фоллиот окаменело еще больше.
– Я ничего этого не знаю.
– А у кого она работала до вас?
– Боюсь, что не припомню.
Сейчас ее волнение подчеркивалось неожиданно появившимся гневом. Она откинула голову назад жестом, который показался мне смутно знакомым.
– А так ли уж необходимы все эти вопросы?
– Совсем нет. – Я притворился удивленным и слегка виноватым. – Не думал, что для вас это будет неприятно. Приношу вам свои извинения.
Гнев исчез, и она опять превратилась в смущенную женщину.
– Нет, я совсем не против! Уверяю вас. Почему это должно быть мне неприятно? Просто… просто, понимаете, все это выглядит несколько странно. Вот и всё. Просто несколько странно.
Практикующий врач почти всегда может точно определить, когда ему лгут. По манере миссис Фоллиот вести беседу было очевидно, что она не хочет отвечать на мои вопросы, и не хочет очень активно. Было понятно, что она сильно расстроена и чувствует себя не в своей тарелке. За всем этим пряталась какая-то загадка. Мне миссис Фоллиот показалась женщиной, совершенно не приспособленной ко лжи – и именно поэтому так неловко себя чувствовавшей, когда лгать все-таки приходилось. Заметить это был способен даже ребенок.
Но мне также было очевидно, что больше она ничего не скажет. Какая бы тайна ни окружала Урсулу Борн, от миссис Фоллиот я о ней ничего не узнаю.
Признав поражение, я еще раз извинился за вторжение, взял шляпу и удалился.