Глубокий мрак, но из него возникТвой девственный, болезненно-прозрачныйИ дышащий глубокой тайной лик…Глубокий мрак, и ты из бездны мрачнойВыходишь, как лучи зари, светла;Но связью страшной, неразрывно-брачнойС тобой навеки сочеталась мгла…Как будто он, сей бездны мракужасный,Редеющий вкруг юного чела,Тебя обвил своей любовью страстной,Тебя в свои объятья заковалИ только раз по прихоти всевластнойТвой светлый образ миру показал,Чтоб вновь потом в порыве исступленьяПожрать воздушно-легкий идеал!В тебе самой есть семя разрушенья –Я за тебя дрожу, о призрак мой,Прозрачное и юное виденье;И страшен мне твой спутник, мрак немой;О, как могла ты, светлая, сроднитьсяС зловещею, тебя объявшей тьмой?В ней хаос разрушительный таится.Во Флоренции Григорьев посещал православную церковь при вилле Демидовых в Сан-Донато (на северо-западе Флоренции); по вечерам часто бывал в расположенных недалеко от дворца Трубецких театрах «Пергола» и «Пальяно»:
«Напишу же к Вам хоть раз в человеческом расположении духа, добрый друг мой… Я сейчас только возвратился из оперы, и вот два дня, как я в лирическом состоянии от двух здешних опер, т. е. оперы театра Пергола и оперы театра Пальяно,
– от Мадонны Мурилъо, от Флоренции вообще с ее старыми палаццами, видевшими столько страшных трагедий, с ее тюрьмой Барджелло, видевшей столько казней, с ее чудесами искусства, с ее беспечною, разъедающею все мирное спокойствие жизнью… Знаю, что за лирическое состояние опять поплачусь я известным образом, но что нужды? День мой – и кончено…»Письмо Е. С. Протопоповой, 20 октября 1857 г.Занятия с молодым князем под строгим руководством вдовы-княгини (итальянки по происхождению) давались Григорьеву нелегко: периоды учительского энтузиазма сменялись глубоким разочарованием:
«Мальчик пятнадцати лет в совершенстве знает по-английски и не знает Шекспира; полуитальянец не читал Данта, когда мы, дети толпы, в эти годы прочли все, что можно было прочесть… Прибавьте к этому еще порядок дня, губящий бесплодно столько времени. О, порядок! Недаром во мне, как во всяком русском человеке, таится к тебе закоснелая, непримиримая ненависть… Как истинно русский человек, т. е. как смесь фанатика с ёрником, я не стал в борьбу с тем, с чем нельзя бороться; подчинился всему нелепому в доме, всему злу порядка, но понял, что сумом я могу делать, что хочу».
Письмо М. П. Погодину, 27 октября 1857 г.В частых письмах Погодину, который был близок А. Григорьеву по славянофильскому умонастроению, содержались не только бытовые зарисовки, но и глубокие размышления Григорьева о судьбах европейской культуры, глубинных различиях между католицизмом и русским православием: