Знамя над рейхстагом

— Коммунисты держатся просто замечательно. На любом участке, куда ни посмотри. Вот сержант Кузьмин, например, когда добровольцев в разведку позвали, первым вышел. За ним потянулись Рахманов, Смирнов, Федосенко, Шатунов. Они и организацию вражеской обороны разведали, и такой тарарам подняли, что немцы всполошились всерьез. Наверно, подумали, что целая рота к ним в тыл проникла. Несколько пленных привели бойцы. Коротенко говорит, что ценные сведения от них получил.

— Верно, — подтвердил Коротенко. — Хорошую информацию дали о силах, о дислокации…

Когда я вышел из блиндажа подышать свежим воздухом, уже стояла глубокая ночь. На Заозерной рвались редкие снаряды. Где-то на флангах вспыхивала и гасла перестрелка, — вероятно, там действовали ребята из разведроты капитана Тарасенко. Позади нашего НП слышались шаги и приглушенные голоса. Это шли к высоте батальоны 469-го стрелкового полка. Через протоку переправлялись орудия, предназначенные для установки на прямую наводку.

Я знал, что в это же время выводятся в резерв уцелевшие остатки рот Королева и Решетняка, что на флангах, особенно на правом, саперы ставят мины. Дивизия не спала. Она готовилась к дневному бою…

И он грянул, едва наступило утро. Сорок минут неприятельские снаряды и мины сыпались на Заозерную и на переправу. Потом немцы нанесли удары по флангам с целью отрезать нас от протоки и уничтожить. На правый фланг с запада двигалось до двух полков, на левый с юго-запада — до батальона. Под прикрытием артиллерийского огня за танками, пригнувшись, шли солдаты. К встрече их все было готово.

Местность теперь была нашим союзником. На правом фланге стойко держался подошедший сюда ночью батальон майора Колтунова — тот самый, что успешно действовал на показном учении.

На противника обрушили огонь орудия прямой наводки и пулеметы. Артиллеристы стреляли в таком темпе, что на стволах запекалась краска. Задымилось несколько танков. Первая цепь гитлеровцев была сметена. Вторая и третья — дрогнули, остановились и начали откатываться назад. Тут появились наши тридцатьчетверки. Они били по вражеским танкам из пушек, давили фашистов гусеницами.

Жуткое зрелище представляло в этом месте поле. Еще недавно зеленое, теперь оно было словно вспаханным, буро-черным, с красными пятнами тут и там. Повсюду валялись трупы, кричали раненые…

Стоя на ступеньке перед амбразурой и глядя в стереотрубу на тот небольшой видимый отсюда участок, где только что отгремел бой, я вдруг услышал стон за своей спиной. Что за наваждение, уж не галлюцинация ли? Я обернулся назад и удивился. В блиндаже стоял, держась за сердце, незнакомый полковник…

— Сын, Женя… — невнятно произнес он. Человеку было плохо. Я немного успокоил его и спросил:

— Кто вы и как здесь оказались?

— Полковник Мельников, заместитель командующего по бронетанковым войскам сорок шестой армии Третьего Украинского фронта, — представился он. — Сын мой вчера погиб здесь. До этого старший — Виталий сгорел в воздухе. Он был летчиком. А теперь вот и младший, последний… Вы его не могли знать. Штрафником он был…

— Нет, почему же, я знал Мельникова из штрафной. Высокий, круглолицый, из училища. Он? Ну вот видите, знал я вашего сына. Взводным предложил его назначить. Вчера видел в бою. Прекрасно держался. Как настоящий воин и командир. Взвод первым достиг гребня. А он все время был впереди взвода. Потом я потерял его из виду. Вы точно знаете, что он убит?

— Да, смотрел список потерь в вашем штабе… Спасибо за добрые слова о сыне. Он не был преступником. Дурацкий случай…

— Помнится, он говорил о каком-то фотоаппарате.

— Лучше не напоминайте… Это трофей. Я послал его домой для Жени. Из дому аппарат переслали в училище. Там эту штуку приказали сдать — рядовому не положено иметь при себе такие вещи. А он заупрямился: «Не сдам, это подарок отца». И вот не успел я оправиться после гибели Виталия, как получаю письмо из дому: Евгений в штрафной, воинская часть такая-то. Я выяснил, где это, и вылетел самолетом в штаб вашей армии. Сегодня утром добрался до вас, узнал, что рота в бою, и попросил список потерь. В нем нашел и имя Евгения…

— Чем могу вам помочь?

— Да чем же теперь… Впрочем, если можно… Я хотел бы взять на память что-нибудь из Жениных вещей…

— Конечно, конечно!

Я подозвал своего адъютанта и сделал нужные распоряжения. Мы простились с полковником Мельниковым.

Бой продолжался. На участке, занимаемом батальоном Колтунова, фашисты наносили главный удар, их рота пехоты с танками прорвалась к протоке и с трех сторон окружила мост, который из последних сил удерживала небольшая горстка бойцов. Я приказал Максимову дать по прорвавшемуся противнику залп дивизионом гвардейских минометов. Огненные стрелы «катюш» вонзились в берег около моста через протоку. Гитлеровцы залегли. Потом группами стали отходить назад.

Неприятель старался не остаться в долгу и ударил артиллерией по наблюдательному пункту Колтунова. Блиндаж, в котором размещался его НП, загорелся.