Знамя над рейхстагом

И тотчас же в 3-й батальон пошло приказание перейти на противоположный берег. Солдаты двинулись через вязкое, заболоченное русло, не обращая внимания на редкий обстрел.

— Ну и медленно тянутся, как на похоронах, — переживал Тытарь. — Ведь пора уже начинать! Надо мне пойти поторопить их.

— Не пори горячку, — урезонивал его Мочалов. — Без тебя, что ли, там не справятся?

Но и сам командир полка при всем его спокойствии начинал нервничать, действительно, пора было подниматься в атаку, а батальон еще не занял исходного положения.

— Разрешите, я пойду туда, — решительно поднялся Тытарь. — В батальоне не понимают своей роли в решении задачи. Ведь им никто толком не объяснил времени-то но было. Надо расшевелить их на месте.

— Ну что ж, Володя, — раздумчиво сказал Мочалов, — пожалуй, ты прав. Отправляйся, только осторожнее будь.

— Но волнуйтесь, Михаил Алексеевич, будет полный порядок. — И, пожав командиру руку, Тытарь вышел из блиндажа.

Когда он перебрался через ручей, в небо взмыла красная ракета. Ждать больше не было времени. Атака началась.

— Вперед, товарищи, ура-а-а! — крикнул Тытарь, нагоняя группу отставших бойцов. Те прибавили ходу. А он бежал к станции прямо посередине улицы, не прижимаясь к домам, — высокий, стройный, по-юношески уверенный в своей неуязвимости.

Грохот орудий и минометов, пулеметные очереди, рычание танковых моторов — все слилось в сплошной надсадный рев. Не различая отдельных звуков, я, как в немом кино, смотрел на станционное здание, окутанное рваными клочьями дыма, на улицу, по которой во весь двух несся Тытарь с пистолетом в руке, обгоняя жавшихся к стенам бойцов. И вдруг он, словно споткнувшись, взмахнул руками и упал на землю. Волнение за его судьбу так и подбросило меня с места.

Приближалась развязка. Видно было, как от станции гитлеровцы откатывались к дальнему оврагу, выходили из домов с поднятыми руками. Наконец показался офицер с белым флагом на стволе автомата. Еще с одним очагом сопротивления было покончено.

Я торопливо направился на противоположный берег ручья. Навстречу мне показались санитары с носилками. Подойдя ближе, я увидел на них Володю Тытаря.

— Ранен? — с надеждой спросил я санитара.

— Никак нет, товарищ генерал, отошел.

— А где же рана-то?

Санитар откинул полу распоротой гимнастерки. На груди Володи чуть ниже правого соска виднелась маленькая кровоточащая точка — не больше булавочной головки. Других ран на теле не было. Да неужели такой крошечный кусочек металла мог оборвать жизнь здорового и сильного мужчины? Я взял за запястье его неподвижно висящую руку. Пульса не было.

Я не сразу отпустил санитаров, не находя сил оторвать взгляд от бледного, заострившегося лица убитого. Сколько бы ежедневных смертей ни случалось вокруг тебя, гибель человека близкого, дорогого все равно потрясает. А Володя был мне по-настоящему дорог. По возрасту он годился мне в сыновья. И я испытывал к нему отцовское чувство.

Заметил я Тытаря вскоре после того, как принял дивизию. И с тех пор пристально следил за его военной судьбой, направляя ее, насколько это было возможно. Я видел, что у Володи большие способности, и мечтал вырастить из него опытного, несмотря на молодость, военачальника. Еще недавно, когда его назначали начальником штаба полка, он просил, чтобы ему дали батальон. Настойчиво просил, но я отказал. И не потому, что не верил в него как в комбата. Расчет был такой: подержать его начальником штаба, а потом, при первой же возможности, выдвинуть командиром полка. В том, что он справится, я не сомневался.

А сейчас майор Владимир Маркович Тытарь, начальник штаба 469-го стрелкового полка, двадцати одного года от роду, лежал передо мною бездыханным. Не суждено ему теперь принять полк, не суждено больше, как это делал он не раз, появиться на самом трудном участке и повести за собой бойцов…

* * *

К вечеру 17 апреля мы вышли к реке Фридландерштром — водному рубежу, прикрывавшему Кунерсдорф. За два дня боев мы продвинулись на 15 километров, заняли 12 населенных пунктов, пленили 540 солдат и офицеров. Но к Кунерсдорфу, которым должны были овладеть в первый же день, подходили только сейчас. Такое снижение запланированного темпа наступления наблюдалось повсеместно. Особенно тяжело пришлось 8-й гвардейской армии, действовавшей южнее Кюстрина. Ей досталось прорывать наиболее мощные укрепления врага на склонах Зееловских высот.

И все же войска двигались вперед, и ничто не могло остановить их. Решающее превосходство в силах было создано на всем фронте. Маршал Жуков умело использовал это превосходство. И последний час третьего рейха приближался неумолимо.