Знание-сила, 1997 № 03 (837)

Отсюда еще одна компонента смеховой реакции — обозначение собственной позиции интеллектуала (читателя). Он может провозглашать свою приверженность плюрализму в культуре, однако в повседневности сознательно культивирует образ себя как носителя истины и нормы, в том числе эстетической, несет этот образ в своем теле, в подсознании.

Интеллигекция — носитель большой традиции. Это социальная группа, основным профессиональным и жизненным занятием которой было и остается производство норм, возвещение универсальной истины за других и вместо этих самых других. Смешок, издаваемый телом,— знак превосходства. Обозначение своего места в привилегированном социальном пространстве (наверху), а вот этого текста, этой судьбы, этой жизненной траектории — внизу. Я, интеллектуал,— субъект, а вы не субъекты. На это можно, конечно, ответить словами А. Платонова из «Че-че-о»: «А ведь это сверху кажется — внизу масса, а тут — отдельные люди живут».

Интеллектуал с трудом избавляется от глубинного убеждения в том, что он непременно противостоит власти политической, вне ее находится, так как пребывает в области истины и универсальной нормы. И это в то время, как власть маскируется именно в дискурсе истины и нормы, производимом интеллектуалом.

И все это интеллектуал не говорит, даже не думает — только так, усмехнется.

Вообще-то в смехе есть что-то кровожадное. Невольно вспоминается Э. Канетги: смех вульгарен потому, что мы «скалим зубы». Смех — выражение внезапного чувства превосходства и власти. Мы смеемся вместо того, чтобы съесть добычу. Мы показываем зубы, смеясь, тем самым демонстрируя, что мы милостиво не едим добычу. Существует область, в которой интеллектуал проявляет власть явно: власть над словами. Отсюда вся двусмысленность отношения к наивным нелитературным писаниям.

Разные группы людей пользуются разными словами и по-разному понимают смысл этих слов. У них различные представления о стимулах, которые побуждают людей произносить «слова». Зрение этих людей различается, как зрение рыбы и птицы. Кажется, это тот случай, когда нужен толмач.

Разные человеческие разновидности вырабатывают собственные социолекты, вот и все. Они могут выступать на равных. Кто будет возражать?

Но это утверждение взрывоопасно. Литературный язык — один из ключевых элементов великой письменной (цивилизационной) традиции. Литературный язык принадлежит области высокой и универсальной культуры. Эта культура воспринимается как оппозиция власти, как область свободы. Говорить о литературном языке как о социолекте — дурной тон, ибо лишает покоя и уюта.

Смех производителя норм оказывается смехом сквозь слезы. Ежели он ценность отклоняющегося от нормы наивного письма признал, то он подрывает существование группы, к которой сам принадлежит. Функция интеллигенции (интеллектуалов) — сертификация нормы (языковой, педагогической, психологической, идеологической и так далее). Как социальная группа она конституируется причастностью к признанию и высочайшему утверждению нормы для всех. Отсюда сильная и широкая по диапазону реакция на наивное письмо — от утробного смеха до звериной тоски. Словом, сложная и длинная история просвечивает за коротким смешком. Сложные и неуютные вопросы заставляет задать наивное письмо, вопросы себе самим...

Зипуны, балалайки, сарафаны — такая же игра в народное, фольклор, как греческие туники — игра е нечто возвышенное; никто и не думает увидеть в них подлинную Грецию, хоть и древнюю. Тем не менее балалаечная эстрада до сих пор всерьез выдает себя за народную, хотя представляет собой чаще всего бездарный перевод фольклорной музыки в масс-культуру.

Игры чтения

Е. Г. Киселева освоила письменное повествование в той форме и в той мере, насколько это было возможно в ее социальной и культурной ситуации. Она проделала огромную работу, преодолевая расстояние, отделяющее ее от мира Письма, но барьер между ними остался не преодоленным. Этим барьером явилась норма русского литературного языка. Е. Г. Киселева не владела нормой в том смысле, что вообще не подозревала о ее существовании. Именно поэтому она не стала, как того хотела, субъектом письма, соавтором письменного гипертекста, который вырабатывается на русском литературном языке.

М. Козловский. «Музы»