Знание-сила, 1998 № 07 (853)

У каждого коллекционера своя форма легкого безумия. Моя коллекция не из дорогих, потому что, получив к тому возможность с начала восьмидесятых годов, я принялся собирать невозможные города. Элемент плагиата присутствует: конечно же, «невидимые города» Итало Кальвино окрасили мое восприятие городов, городков и местечек мира. И все же здесь есть налет оригинальности. Во-первых, у русского человека, да еще коренного москвича, своя точка отсчета, заданная богатством вариаций от Петербурга до Набережных Челнов, что даже самому талантливому итальянцу в ощущениях не дано. Во-вторых, набрав некий опыт восприятия городов как именно мест обитания, я могу более- менее освободиться от прелестей традиционного собирательства, где все — от Пирамид до венецианских каналов — ранжировано и растиражировано в бесконечность.

Соблазненный образами «невидимых городов», созданных фантазией Итало Кальвино, я немало размышлял о невозможных городах При тяготении к научной строгости следовало бы, разумеется, говорить о «маловероятных городах», однако научный пуризм уж точно не цель этих заметок.

Есть немало способов, каким город может быть «невозможным», то есть неподвластным некой норме. Город может выпасть из времени, как случилось с Мачу Пикчу, что был построен в Андах, когда конкистадоры преуспели истребить все традиционные города инков. Город мог быть чем-то эфемерным, как Сарай, столица Золотой Орды, где наиболее монументальные сооружения были из кирпича-сырца, а все прочее — шатры и землянки. Город может быть совершенно по-особому анахроничен, как произошло сейчас с Москвой, разом напоминающей Перикловы Афины, стянувшие деньги Морского Союза, чтобы построить на них Пропилеи и Парфенон, и Константинополь XIV века, окруженный, как в романе Войновича, тремя кольцами враждебности, но с тем большей пышностью утопавший в празднествах. Город может быть разнузданным мечтанием, которое теряет экзистенциальный смысл с каждым действительно выстроенным зданием, как случилось с Ауровиллем в Индии или происходит сейчас в Аризоне, где Паоло Солери давно воздвигает невозможный Аркосанти...

При всем том я долго ждал встречи с местом, которому — теоретически я это знал заранее — должна быть отведена почетная роль нулевой отметки на шкале невозможных городов. Местные патриоты отважно именуют это городом грядущего столетия. Это Лос-Анджелес, обычно именуемый амикошонски ЭлЭй. Повторю: в теории я был недурно подготовлен к встрече с этой импровизацией на тему нон-урбанизма. Не говоря уже о специальных книгах, это и детективные истории Чендлера, и фильмы вроде Blade Runner, и «горячая» информация из Интернета, включая результаты слушаний городской Комиссии планирования по поводу, к примеру стремления водрузить на крыше двухэтажного дома в Вест Голливуде десятиметро вую антенну. Сооружение ли такая антенна или нет, подходит она под правила ограничения высоты или нет — было о чем спорить. Во всяком случае, незадолго до прилета в ЭлЭй я как раз вычитал из калифорнийской газеты героическую историю тамошнего скульптора, отстоявшего в суде первой инстанции право держать на своем газоне перед домом собственное произведение пятиметровой высоты, несмотря на гнев соседей, утверждавших, что эта скульптура есть сооружение.

Готовься, не готовься, но Лос- Анджелес оказался достаточно мощным феноменом, чтобы легко уйти от попыток сравнить его с виденным ранее. Наконец, я нашел: кто знает, о чем речь, пусть вообразит себе этакую станицу Архипо-Осиповку, но только до горизонта. Теперь разбросаем по ней донбасские терриконы, нс только это будут дальние кучки зданий этажей под сорок. Затем прорежем это все трубопроводами, как на Астраханском химкомбинате, но это будут поднятые над землей шоссе-фривеи. Сбоку прицепим великое множество поселков, состоящих из резиденций «новых русских», но с пальмами. И еще море (оно и в Архипо-Осиповке море), холодное как на Балтике, но только это Тихий океан, что здесь дано не в ощущениях, а исключительно в гуманитарном воображении. Получится похоже.