Знание-сила, 2000 № 01 (871)

Что же он сделал потом? Взял в руки молоток? Направился к церкви? Прибил на ее двери плакат? Эта сцена настолько запечатлелась в памяти, что никто и не задавался вопросом, а откуда мы узнали об этом событии. Каждый из сообщавших о нем опирался на известное всем предание, восходившее, как уверяли, к рассказу очевидца. Сохранился рукописный текст, автором которого был Иоганн Шнайдер из Эйслебена — помощник Лютера, коего прозвали Агриколой. В заметке, написанной по-латыни, он, говоря о событиях, происходивших 31 октября 1517 года, подчеркивал:«…me teste»- «…какя могу засвидетельствовать». Поэтому ученые сделали вывод, что Агрикола присутствовал в тот момент, когда Лютер прибивал свои тезисы к церковной двери.

Однако случается, что очевидцы внезапно меняют показания. Подобное произошло и здесь. Правда, виноват в этом не свидетель, а сами историки. Они неверно поняли Агриколу или, точнее говоря, неправильно прочитали текст его заметки. В 1961 году Ханс Фольц, исследователь биографии Лютера, сообщил, что тех самых слов — «те teste» — в тексте вообще нет. На самом деле, там написано «modeste», что означает: «с подобающей скромностью». Выходит, строки «Виттенбергской рукописи», которую столько лет считали признанием очевидца, на самом деле читаются так: «В году 1517 в Виттенберге на Эльбе Лютер, следуя старинному университетскому обычаю, представил определенные тезисы, приготовленные для диспута. При этом он держался с подобающей скромностью, стремясь никого не обидеть и не оскорбить».

Итак, столь часто цитируемого свидетельства очевидца, на самом деле, никогда не существовало. Но это еще не все. Если мы внимательно посмотрим на текст, дабы хоть что-то сохранить от полюбившейся нам картины, то нам откроются некоторые важные подробности. Придется признать, что здесь вообще не говорится о тезисах, прибитых к двери. Ничего не сказано о полудне 31 октября и даже не упомянута сама Замковая церковь. Зато есть ссылка на «старинный обычай». Устав Виттенбергского университета того времени известен. Согласно ему, считалось недопустимым, чтобы профессор лично вывешивал тезисы для диспута. Вначале он обязан был подать их декану, ибо требовалось его позволение. Затем декан поручал сторожу вывесить эти тезисы, причем не только на дверях Замковой церкви, но и вообще на дверях всех виттенбергских церквей, а также в университете. Единственное, что мы можем почерпнуть из этой заметки: в 1517 году Лютер представил «общие тезисы» для диспута.

Новейшие биографы Лютера и прежде всего Эрвин Изерло подчеркивают, что тот ни в одном из своих многочисленных сочинений, ни в одном из писем, нигде — даже в автобиографических записях — ни разу не заявил о том, что в присутствии публики вывесил свои тезисы. Разумеется, можно возразить: а почему Лютеру следовало напоминать зту историю? Ведь о ней хорошо знали не только в Германии, но и во всей Европе. Но так ли это? После тщательного исследования выяснилось, что до самой смерти Лютера никто ни разу не упоминал об этом его подвиге, хотя сами тезисы обсуждали повсюду.

Теперь самое время раскрыть тайну и сказать, кто же первым поведал эту историю. Этим человеком был гуманист и реформатор Филипп Меланхтон (1497–1560). Вот что он писал в предисловии ко второму тому сочинений Лютера, вышедшему вскоре после смерти их автора:

«Лютер, ревностно воспылав к истинному благочестию, обнародовал тезисы против индульгенций… Он прибил их к церкви вблизи от Виттенбергского замка в канун праздника всех святых в 1517 году».

Конечно, рассказу Меланхтона можно было доверять. Ведь этот выдающийся богослов долгие годы был соратником Лютера, отстаивал вместе с ним идеалы Реформации. Однако в 1517 году он жил вдали от Виттенберга. Поэтому, описывая тогдашние события, он грешит неточностями. Так, он пишет, что в ту пору Лютер читал в Виттенберге лекции по физике. На самом деле, тот преподавал этику. Ошибочно и упоминание о том, что в 1511 году Лютер побывал в Риме. Совершенно несправедливо Меланхтон утверждает, что продавец индульгенций Тецель прилюдно сжег тезисы Лютера. Еще в XIX веке историки сделали вывод, что предисловие Меланхтона является не чем иным, как наспех набросанной заметкой, «не имеющей никакой документальной ценности и заслуживающей доверия лишь в той мере, в какой сведения ее подтверждаются другими современниками».

То же можно сказать и о знаменитой сцене с тезисами. Другие современники не подтверждают ее. Напротив! Человек, коему полагалось бы достоверно знать всю подноготную этого события, выдвигает совсем иную версию. Речь идет о самом Лютере. По его собственным словам, он лишь отослал письма с тезисами архиепископу Альбрехту, с ведома которого продавали индульгенции, а также епископу Иерониму Бранденбургскому, своему непосредственному церковному начальнику. Он не думал ни о какой публичной дискуссии и не намерен был обнародовать тезисы. Он лишь упрашивал высшие церковные власти отказаться от Jnstruktio summaria и внять изложенным доводам.