Знание-сила, 2000 № 08 (878)

Итак, речь идет о нелегально, полулегально используемых экономических ресурсах в семье как предприятии. В основном, такое поступление ресурсов для семейного предприятия организуется с рабочих мест крупных предприятий, на которых работают члены семьи. Перечень ресурсов чрезвычайно разнообразен- Особенно ценными из них являются тс, которые можно сразу использовать в отраслях семейного производства. Это корма для скотины крестьянского двора; стройматериалы для семейного дома, горючее, запчасти для личного автомобиля, различного вида инструменты и так далее.

Наиболее реалистичные и принципиальные из наших собеседников на старте нашего общения открыто предупреждали: «Ну, положим, я буду записывать в бюджет официальную зарплату, но как я ворую из колхоза, я же не буду вам сообщать». Социологу тогда приходилось терпеливо убеждать представителя семейного хозяйства, что полученные конфиденциальные сведения никто, кроме самого социолога, больше не будет знать. Все бюджетные сведения проходят аналитическую обработку безымянно- Так оно и есть на самом деле, и никто из наших респондентов, слава Богу, ни разу не пострадал из-за собственной откровенности. И все равно – семьям было боязно и неприятно отвечать на вопросы, затрагивающие темы неформальных экономических отношений. Сознательно и бессознательно они стремились преуменьшать масштабы неформальных акций. И причина этого – не только чувство страха, но и нравственное чувство. По-человечески об этом тяжело говорить. Как в сердцах переспросил один из респондентов, подытоживая неформальные характеристики своего семейного хозяйства: «Ну почему наше государство создает такие условия, чтобы мы были вынуждены воровать!? А вот чтоб нам не воровать – государство не создает таких условий!»

И семьи всячески стремились преуменьшать размеры своего реального экономического потенциала. Вот в этом неформальном аспекте коренилось главное отличие бюджетных сведений о семейном хозяйстве конца двадцатого века от сведений столетней давности.

У нас есть способы нейтрализации и прояснения в таких случаях. Прежде всего, конечно, это доверительные дружеские отношения с собеседниками. При этом признавалось и уважалось его право прекращать разговоры на любые неприятные для него темы. Кое-что можно реконструировать по косвенным данным: например, сколько и откуда берет хозяин кормов для своей скотины, можно хотя бы предположить по числу голов этой самой скотины и объему корма в кормоединицах. А откуда такое количество кормов – пускай респондент не говорит, и так понятно, что из местного крупного сельскохозяйственного предприятия.

Тем не менее масштабы такого рода искажений абсолютно преодолеть не представляет возможным. Результаты (доказанные) наших бюджетных исследований выше и точнее формальных статистических данных, но все же заведомо ниже реальных (недоказанных) данных о неформальных семейных экономиках.

Возможно, из-за этой невольной теневой деятельности семейных хозяйств современные семьи стремятся больше говорить о лучших сторонах своей жизни. Они находят смысл и оправдание своего хозяйства в ухоженности детей, достойном материально-культурном существовании своей семьи. Именно поэтому, возможно, в конце XX века сведения о семье как о хозяйстве респонденты стремятся трансформировать в сведения о семье как о семье.

Страхи

К сознательному и бессознательному искажению сведений толкают людей, помимо всего прочего, и разного рода тревоги и страхи. Это тревоги интимных внутрисемейных тайн: неучтенные средства мужа и жены – на алкоголь, украшения, траты супружеской неверности.

Это тревоги местных тайн: семьи скрывают друг от друга и от исследователя использование ресурсов местного сообщества. Во времена Щербины так скрывали обороты ростовщических кулацких хозяйств; в наше время контроль за различными ресурсами кланов и семей местных элит. Например, семейный клан главного инженера хозяйства «контролирует» машины и запчасти, клан главного зоотехника «контролирует» корма и так далее.

Наконец, страх перед внешним, большим, отчужденным миром, представляемым в сознании семей прежде всего самим российским государством. Российское государство выступает здесь великим демиургом ужаса, перманентно уничтожающим старые страхи и творящим страхи новые, демиургом, проникающим казуистикой закона и беззакония и на местный, и даже во внутрисемейный уровень. Лучшим эпиграфом к этого рода тревоге могла бы служить примечательная оговорка российского премьер- министра Путина: «Вы, должно бьггь, забыли, что в нашем обществе существуют прекрасные возможности не только для преступников, но и для государства!?»

Эти страхи затейливо переплетаются меж собой, формируя плотную атмосферу тревоги, гнетущей семейные хозяйства. Они были и прежде, но – иные. Поэтому изменилась и структура искажений семейной статистики: сто лет назад искажения в ответах о семье преобладали над искажениями в ответах о ее хозяйстве. Ныне искажения в ответах о хозяйстве преобладают над искажениями в ответах о семье.

Скептик

Александр Грудинкин