Знание-сила, 2001 № 02

Что касается рака, то здесь амбиции эпигенетиков подкрепляются недавней гипотезой известного американского биолога Питера Дюсберга, согласно которой эта болезнь тоже вызывается эпигенетическими причинами, хотя в данном случае и не метилированием. Дюсберг уже прославился выдвинутой им более десяти лет назад (и позже убедительно опровергнутой) альтернативной теорией, утверждавшей, что СП ИД вызывается не вирусом, а определенными лекарствами. Его новая гипотеза имеет столь же вызывающе радикальный характер. Она полностью отвергает какую-либо связь между раком и генетическими мутациями. Дюсберг обращает внимание на тот известный факт, что в клетках многих видов раковых опухолей обнаруживается аномальное число хромосом. Он утверждает, что эта аномалия может вызываться канцерогенными веществами и в свою очередь оказывать влияние на работу генов. (Такое влияние было бы эпигенетическим, поскольку оно вызвано не изменением внутри генов, не генетическими мутациями, а фактором, внешним по отношению к самим генам.) По мнению Дюсберга, добавление или удаление целой хромосомы должно очень резко изменить сложнейшую и тончайшую систему взаимодействия концентрации тысяч белков. В резулыате этого клетка может потерять контроль над координацией идущих внутри нес биохимических процессов, а это приведет к тому, что се деление и рост станут неуправляемыми и она переродится в раковую.

Как бы ни относиться к этим размашистым эпигенетическим гипотезам и претензиям, несомненным является, что нынешний взрыв интереса к эпигенетическим феноменам не случаен. Подтверждением этого является тот факт, что на недавнем организационном совещании нескольких крупнейших научных центров Европы было принято решение о создании Европейского эпигенетического консорциума. Первой задачей консорциума будет изучение тех различных способов, которыми обычно метилируются регулировочные участки самых важных генов. Как надеются организаторы, это может пролить свет на некоторые аномалии развитии организма и его склонность к тем или иным заболеваниям. Но эти эпигенетические различия имеют не только практическую, но и теоретическую важность. Обнаруженное группой Уайтлоу наследование таких различий, с рассказа о котором мы начали нашу статью, способно существенно расширить современные представления об изменчивости и наследственности, а тем самым о природе эволюционного процесса в целом.

Со времен Дарвина и Мендели биологи утвердились в представлении, что в эволюции нет места так называемому наследованию приобретенных признаков и что говорить об этом – значит возвращаться к Ламарку. Жан-Батист Ламарк (1744 – 1829), одним из первых выдвинувший мысль о естественном ( в отличие от сверхъестественного, божественного) характере эволюции, полагал в то же время, что потомки наследуют те изменения (признаки), которые родители приобрели в течение своей взрослой жизни. Он иллюстрировал это примером жирафы, которая всю жизнь вытягивает шею, чтобы достать все более высокие древесные листья. По Ламарку, приобретенное таким образом небольшое удлинение ее шеи должно передаваться потомкам, и именно это постепенно привело к появлению нынешних долгошеих жираф. (Отсюда, в частности, можно было заключить, что животные сами и целенаправленно совершенствуют себя, и такое наивное объяснение оказалось столь соблазнительным, что даже полтораста лет спустя Трофим Лысенко мог еше провозглашать с академической трибуны: «Клетка не дура! Клетка сама знает, как ей меняться!»).

Позже эти представления Ламарка были отброшены, поскольку наблюдения и исследования подтвердили правоту альтернативной, дарвиновской теории эволюции. Как известно, дарвинизм отрицает возможность целенаправленного изменения живыми существами самих себя. По Дарвину, небольшие изменения происходят в животном мире сами собой, совершенно случайно, непреднамеренно и ненаправленно, поэтому одни из них мог ут вести к «улучшению» животного (в смысле его лучшего приспособления к окружающей среде), другие – к его «ухудшению», а то и просто к гибели (и таких даже намного больше), а третьи оказываются «нейтральными»; решает же судьбу животных сама среда, то есть природа посредством «естественного отбора», как бы отбирая тех, кто по счастливой случайности оказался наиболее приспособленным к ней, и вознаграждая их тем, что их потомство, получившее в наследство от родителей эту «приспособленность», постепенно становится численно преобладающим в популяции.