После разгрома дивизии на должность командующего дивизией пришел подполковник Заиюльев – герой Халхин-Гола, кадровый опытный офицер, человек вспыльчивый, жестокий, самоуверенный и злопамятный. Несмотря на все эти отрицательные качества, он был безрассудно смел, решителен и авторитетен. Он провел дивизию через Северо-Западное, Центральное (Орловско-Курское) направления и 2-й Белорусский фронт (где командовал армией).
Вскоре Заиюльев из медсанбата, где я была ординатором хирургического взвода, отправил меня на передовую в 107-й стрелковый полк, где я после гибели командира санроты уже на второй день заняла эту должность.
В книге «За все в ответе» (военные мемуары) обо мне сказано: «Она была не только хорошим хирургом, но и превосходным человеком». Вот что значит гипербола Я была «никаким» хирургом, так как почти ничего не умела и очень многого в хирургии не знала. Что касается моих «превосходных качеств», то это меня Бог одарил общительностью, идиотски безрассудной смелостью, пренебрежением к смерти (это признаки инфантилизма). оптимизмом, в дальнейшем иссякнувшим, и страстным желанием помочь больному человеку – это уже, по-видимому, профессиональное качество. Так вот, командиром роты я была «никаким».
Шел 1943 год. Мы все еше находились на Северо-Западном фронте. Старая Русса переходила «из рук в руки». Наша дивизия не принимала непосредственного участия в боях за этот город. Мы с 1942 года воевали где-то в районе реки Пола и Сучанских Великих болот. Форсировать реку нам не удалось. Немцы на правом берегу сильно укрепились. Кое-где им все же удалось перейти Полу, и они к весне 1943 года, как и мы, застряли в Сучанских непроходимых болотах. В апреле наша санрота оказалась на островке, оторванная от своей дивизии; метрах в тридцати от нас на небольшом сухом островке располагались немцы. У них, по-видимому, было мало боеприпасов, так как стреляли они лишь время от времени. Хлеба и продуктов у нас не было. И только по ночам «уточки» (У-2) сбрасывали нам сухари, которые попадали и к немцам. Мы даже как-то привыкли к соседству. Обычно рано поутру немцы кричали нам: «Рус, выходи чесаться!» И наши действительно чесались… Свирепствовала чесотка, лечить которую мы не могли из-за отсутствия нужных препаратов да и соответствуюших условий.
Выходили (выползали) мы на сушу по проложенной через болото ДРД (деревянно-распилочной дороге), выложенной из связанных бревен. Немцы нас обстреливали трассирующими пулями, но как-то лениво, без энтузиазма, так что убитых в санроте не оказалось. Интересно, что в этих жутких условиях, когда ни сапоги, ни шинели не просыхали, никаких простудных заболеваний не было.
Все упорнее ходили слухи, что нас должны перекинуть на другой фронт, но когда и куда, никто не знал. И только в конце апреля 1943 года вся дивизия была поднята по тревоге и после трудных переходов погружена в эшелоны. Первая большая остановка была в Москве.
Москва поразила нас тишиной, разрушенными зданиями, малым количеством народа и большими очередями у магазинов. Я успела только повидать своего горячо любимого отчима, так как остальные мои родственники находились в эвакуации.
К вечеру того же дня наш эшелон ушел из Москвы. Было очень смешно, что политрук одной из наших рот успел сделать себе в Москве шестимесячную завивку и ходил, по-видимому, очень гордый своей прической. Так люди верили, что война скоро кончится и готовились к Победе каждый по-своему.
Прибыли мы на Центральный фронт в распоряжение 53-й и затем 60-й армии, где готовилось решающее сражение.
Это было Орловско-Курское направление, названное позже «Огненная дуга». Почти месяц дивизия совершала ежесуточно 20-25-километровые переходы, причем идти приходилось по большей части ночью. От усталости мы засыпали и спали на ходу. держась за повозки, – мы были обладателями трех пароконных повозок с нашим нехитрым снаряжением. Дело было в том, что днем бойцам давали отдохнуть, а мы, медики, должны были проверить готовность кухни, которая шла с нами, наличие «ровиков» (временных туалетов), перевязать раненых, обработать потертости и т.д. Один из пришедших к нам в 1943 году молодых врачей уснул на ходу, и ему приснилось, что он попал в плен. Он решил бежать «к своим» и рванул вперед, по ходу движения полка. Поскольку санрота двигалась за тремя батальонами, он успел добежать только до второго батальона, где и был схвачен и препровожден в родную санроту. Он был страшно смущен и испуган… Обвинять его в дезертирстве или желании перейти к немцам никто не стал, так как бежал он на глазах у всего полка.