Знание-сила, 2001 № 06 (888)

Она стала неизбежной, видимо, около 400 года, когда римляне одолели наконец мошную конфедерацию полисов Этрурии, подчинив ее лидера, город Вейи. Тогда каждый римский плебей возмечтал стать патрицием если не в Риме, то в одном из его пригородов или колоний. Не лучше ли покинуть неуютный родной город, основав новый Рим где-нибудь в подчиненной Этрурии? Чем нынешние римляне хуже своих пращуров, троянского беглеца Энея, основавшего Альбу Лонгу, или удалого Ромула, свившего гнездо на Капитолийском холме, обагренном кровью родного брата?

Нашествие галлов оборвало эти смелые надежды. Тупые, свирепые варвары шли в каждый бой, как на общий праздник смерти, и устрашали римских ополченцев, привыкших считать войну опасным, но доходным ремеслом. Рим был захвачен галлами, сенаторам пришлось собрать огромный выкуп, а крепость на Капитолии уцелела случайно благодаря бессоннице некормленных гусей и бдительности отважного юноши Марка Манлия. Кто мог тогда подумать, что сам Манлий вскоре будет сброшен с этой скалы по велению сената, коша попытается восстановить гражданский мир в Риме после ухода галлов?

Послевоенная разруха обострила прежние противоречия в римском обществе. Какая сила сумеет их разрешить? Сенаторы помнят только о славном прошлом, страшась неведомого будущего. Стойкий воевода Марк Фурий Камилл мог бы превратить свою диктатуру в тиранию – так поступил его ровесник Дионисий, нынешний владыка Сиракуз, обидчик Платона. Но Камилл был старый римский патриций, он не пошел против своего сословия во главе толпы плебеев. Такую роль готов был сыграть молодой патриций Марк Манлий, но он тоже уважал римские законы и не посмел пролить кровь сенаторов, зато они пролили его. Теперь дело Манлия подхватили два народных трибуна – Гай Лициний и Луций Секстий.

Используя свою законную неприкосновенность и умно применяя право «вето», они уже пять лет не допускают в Риме избрания высших магистратов, преторов и консулов. Но свято место не бывает пусто: вместо этих персон действуют трибуны – народные (из плебеев) и военные (в основном из патрициев). Они худо-бедно решают текущие городские проблемы и яростно борются между собой за реформу римской конституции. Лициний и Секстий одолевают в этой борьбе, с самого начала присвоив монополию на политическую пропаганду и умело облекая давние чаяния плебеев в форму новых законов.

Надо отменить проценты по долгам, нужно ограничить площадь пахотной земли, которой вправе владеть римский гражданин. И наконец, нужно закрепить нынешнее двоевластие трибунов, переведя его на уровень постоянных магистратов. Пусть каждый гол один консул и один претор будут избраны из плебеев! На таких условиях бедные и богатые римляне могут помириться, вернуть своей республике роль лидера Средней Италии. А дальше видно будет…

Еще четыре года борьбы – и сенаторы уступят натиску Лициния и Секстия. Примирение римских сословий будет отмечено воздвижением храма Согласия в тот гоп, когда юный Аристотель прибудет в Афины, чтобы учиться у Платона греческой мудрости. К сожалению, новорожденная политическая мудрость римлян останется не замечена Аристотелем и его практичным учеником Александром Македонским. Но сами римляне оценят законодательную мудрость своих предков еше позже и только благодаря мудрости очередного ученого грека Полибия…

А пока римляне решают дома свои гражданские проблемы, на Сицилии столкнулись главные соперники Римской Демократии – Греческая Монархия и Финикийская Аристократия. Первую воплощает тиран Дионисий Сиракузский, вторую – совет старейшин Карфагена. Борьба этих сил за контроль над житницами и торговыми портами Сицилии тянется давно. Греки составляют большинство жителей острова: если бы Дионисий сумел воодушевить эллинов защитой отчизны от иноверного врага, он, наверное, выиграл бы войну, изгнал бы карфагенян в Африку, но стареющий Дионисий не в силах этого сделать. Закончить борьбу почетным миром удастся лишь его сыну. Новое равновесие прежних сил на Сицилии продлится еще целый век, пока в давний спор островитян не вмешается Римская республика…

Отдай все силы на искоренение «десяти соблазнов»…

Перенесемся теперь на другой край Евразии, в Поднебесную ойкумену Тянь Ся. Она во многом напоминает Средиземноморье с одной разницей: здесь нет внутреннего моря, а есть только великие реки – Хуанхэ и Янцзы. Этот простой факт вызвал важное экологическое различие двух главных ойкумен Земли.

На Дальнем Востоке легкость и интенсивность общения между племенами, княжествами и городами всегда была гораздо ниже, чем на Дальнем Западе.