У ее учения вот-вот мог появиться новый адепт и к тому же – свой, русский… Всеволод Сергеевич, появившийся так вовремя, «под настроение» мог оказаться не только приятен, но и полезен. Естественно, что Блаватская приняла своего гостя-соотечественника с радушием исключительным и даже – настораживающим…
«…Колокольчик прозвенел сразу же во время первого свидания, чуть ли не после обещания Елены Петровны «ответить на душевный запрос» своего гостя. «Ну-с, мой милый соотечественник, государь вы мой Всеволод Сергеевич, – добродушно улыбаясь, сказала она, садясь передо мною, – небось вы мне не верите, а между тем раз я сказала, что могу, значит, могу и хочу! Я ведь уж, хоть верьте, хоть не верьте, мне-то что, вас знала раньше.., я знала, что вас ко мне притянет. Слушайте!»
Она как-то взмахнула рукою, подняла ее кверху, и вдруг явственно, совершенно явственно я расслышал где- то над нашими головами, у потолка очень мелодический звук как бы маленького серебряного колокольчика или эоловой арфы».
Так состоялось первое знакомство Соловьева не только с Блаватской, но и со знаменитыми «феноменами»…
По свидетельству В.П. Желиховской, младшей сестры Блаватской, эти сверхъестественные явления вроде разнообразных звуков неясного происхождения, самостоятельного перемещения мебели и тому подобного сопровождали Елену Петровну с детских лет и поначалу носили совершенно произвольный характер, пугая и девочку, и ее родных. По тому же свидетельству, позже, в конце 1850-х – начале 1860-х годов, во время пребывания Блаватской в России, уже после ее знакомства с махатмами, она вполне овладела «феноменами», подчинив их своей воле. Уже в России, в Пскове, а затем в Тифлисе демонстрация этих необычных явлений производила самое сильное впечатление, то же впоследствии и в Европе, Америке, Индии…
Произвело это впечатление и на Соловьева, и было бы еще больше, если бы не одно обстоятельство: непосредственно перед тем, как зазвонил колокольчик, Елена Петровна ненадолго выходила из комнаты… Это событие, собственно, и явилось завязкой сюжета, которому впоследствии Соловьев посвятил свою книгу «Современная жрица Изиды» («серую книгу», по определению его брата Владимира).
При этом, будучи мистиком, Соловьев отнюдь не отрицал возможность подобных явлений, но… «Я хорошо знал, что несмотря на все усилия вчерашней правоверной науки отрицать сверхчувственное, оно существует и время от времени проявляет себя в людской жизни; но я также знал, что проявления эти редки и что иначе быть не может.
А туг вдруг сверхчувственное, в самых разнообразных и подчас совершенно нелепых видах, буквально затопляет жизнь здоровой, крепкой и вдобавок поглощенной материальными делами и заботами особы».
Из потока «феноменов» Соловьев выделил и описал всего несколько, происходивших в его присутствии и вызвавших в нем серьезные сомнения. Блаватская же в его изображении выглядит откровенной мошенницей, а ее учение – чистой воды шарлатанством…
«Чудеса», окружавшие «Старую леди», приводили Соловьева во все большее раздражение. Большинство из них воспринималось писателем как откровенная фальшивка, поскольку для изготовления их не требовалось даже особой ловкости рук. Прежде всего, это касалось посланий неведомых учителей Блаватской – махатм; они достигали своих адресатов исключительно сверхъестественным образом: то падали сверху к ногам одного из членов Теософского общества, то оказывались в кармане у другого… В этих посланиях периодически стали появляться упоминания о самом Соловьеве – махатмы стремились наставить его на путь истинный…
В «Современной жрице» Соловьев писал о том, что его возмущение нарастало с каждым подобным «чудом». Он рисует себя человеком, безоговорочно не принимающим обмана, не желающим мириться с ним; после упоминания в первом «феномене» об относительно безобидном звоне колокольчика, он писал: «…смахивает на фокус; но я покуда не имею никакого права подозревать ее в таком цинизме и обмане, в таком возмутительном и жестоком издевательстве над душою человека».
Поскольку эти «цинизм и обман», судя по описаниям «феноменов», становились для Соловьева все более и более очевидными, естественно, вставал вопрос: почему он, человек, так ненавидящий ложь, сразу же не поставил на место зарвавшуюся «шарлатанку»? Почему не только вступил в Теософское общество, но и на протяжении полутора лет играл роль друга, более того, доверенного лица этой «шарлатанки» (письма Блаватской к Соловьеву за 1884- 1885 годы, которые писатель обильно цитирует в своей книге, не оставляют на этот счет никаких сомнений).
Он сам объясняет это: «Я дал себе слово во что бы то ни стало разглядеть эту женщину». Причем Соловьева можно понять так, что уже тогда, в 1884 году, он готовился к своей миссии – бороться с тлетворным влиянием Блаватской…