Знание-сила, 2007 № 04 (958)

Что обычно дарят на дни рождения фаворитам императриц? Задачка не из легких! А пока придумаешь подарок такому фавориту, как Иван Иванович Шувалов, и вовсе голову сломаешь. Вон, на тридцатитрехлетие преподнес было Мельгунов скульптуру мраморную, самого Праксителя: из Италии с величайшей осторожностью доставляли: полдороги на руках несли, чтоб не повредить. Уж чем бы, кажется, больше угодить тонкому ценителю искусств! Так Пракситель этот, и недели в доме Шувалова не пробыв, в Академию художеств отправился. То же и с картинами, и с разными ценнейшими редкостями: полюбуется Шувалов, вздохнет и отдаст в Академию — «для наглядности в обучении и общего любования».

Единственным гостем, всегда являвшимся на дни рождения к фавориту с легким сердцем и без сомнений в правильности своего выбора, был Михаил Васильевич Ломоносов. Он дарил стихи. С ними Шувалов долго не расставался. Помните, хрестоматийное?

Кузнечик дорогой, коль много ты

блажен!

Коль больше пред людьми ты

счастьем одарен...

Ты скачешь и поешь, свободен,

беззаботен;

Что видишь, все твое; везде

в своем дому;

Не просишь ни о чем, не должен

никому.

Какая-то необычайная для Ломоносова усталость чувствовалась в этих строчках, но с какой пленительной легкостью выражена в них философия жизни! Шувалов получил их на свое тридцатитрехлетие, а напечатать решился только через год.

И теперь, в 1761 году, празднуя очередной день рождения, фаворит с нескрываемым удовольствием принял из рук академика Ломоносова привычный и желанный подарок — рукопись. Скрученная трубочкой, перетянутая золотой тесьмой, хрустящая... Иван Иванович тут же развернул.

Однако на этот раз вместо удовольствия лицо Шувалова как-то странно вытянулось; он хмурился, пока читал, потом быстро скрутил рукопись, кивнул Ломоносову и, взяв его под руку, отвел за колонну.

«...И придержа академика Ломоносова за стеклянную пуговицу камзола его, сделал тому выговор, вроде как — «ты, Михайло Васильич, в своем ли уме, чтоб я такие записки государыне подавал...» «Неужто не прав, неужто же не прав я?!» — горячился Ломоносов. «А хоша бы и прав, да куда я с ней сунусь, сам рассуди?!.» ... Так они препирались на глазах у нас, гостей, не сведущих».

Вот такое свидетельство оставил в своем письме от 27 августа 1768 года друг Шувалова, граф Иван Чернышев.

Но Чернышев видел только начало. По поводу этого «подарка» Шувалов с Ломоносовым станут объясняться еще долго. Все четыре года, до самой смерти своей, Михаил Васильевич так и не будет уверен, что подаренная им Шувалову рукопись увидит свет.

Однако едва ли мог он себе даже вообразить, что и через пятьдесят, сто, двести, двести пятьдесят лет, в бесконечно далеком от него 21 веке его рукопись будет все также замалчиваться, забалтываться, искажаться, авторство ее будет приписываться другому и еще бог знает что — лишь бы подольше скрывать от народа ее содержание, наотмашь бьющее по властям, как и два с половиной века назад, так и в наши дни!

Попробуйте найти во всеядном Интернете или в популярных изданиях этот текст, который называется «О сохранении и размножении российского народа»! Автор Ломоносов М.В. Бог в помощь!

Помимо того, что в своем трактате Ломоносов, по сути, выступая как великий политический деятель, говорит кратко и ясно о вещах вопиющих, элементарных, но до которых мало у какой власти доходят руки — важен и сам прецедент появления такой работы! Ведь что такое Россия в привычном понимании этого слова?! Просторы, просторы... Земля без счета, горизонт без края. А что такое русский народ? Опять же — нечто бессчетное: сколько ни бей его, все не убывает. Ломоносов точно предвидел, что настанет такое время, когда и бесконечный этот народ подойдет к своему пределу. Предвидел и боялся, хотел предостеречь.

Трактат Ломоносова был написан двести сорок шесть лет назад. Ничто в нем не устарело.

«...полагаю самым главным делом: сохранение и размножение российского народа, в чем состоит величество, могущество и богатство всего государства, а не в обширности, тщетной без обитателей».

Кому, когда из наших воинственных правителей была симпатична подобная мысль?!

«Но много есть человекоубийства и еще самоубийства, народ умаляющего, коего непосредственно указами, без исправления или совершенного истребления некоторых обычаев... истребить невозможно».

Кто из наших торопливых правителей, столь плодовитых на новые конституции, кодексы, указы, поправки и постановления, по-настоящему озаботился такой работой?!

Что же касается непосредственно «плодородия родящих», то начинает Ломоносов свое рассуждение. с любви. Да, да, с нее самой, ибо:

«...где любви нет, ненадежно и плодородие. Несогласия, споры и драки вредят плоду зачатому и нередко бывают причиною безвременному и незрелому рождению... Жениха бы и невесту не тогда только для виду спрашивали, когда они уже приведены в церковь к венчанию, а несколько прежде».