Знание-сила, 2008 № 02 (968)

В советские времена массовое просвещение становится государственной политикой и принимает принудительный характер. После ликвидации безграмотности появилась возможность приобрести массового читателя серьезной книгой, но для этого было необходимо сформировать ощущение ценности чтения. В первой статье, написанной по возвращении в советскую Россию в 1923 году Алексеем Толстым, которая называлась «О читателе», автор объявлял: «Новый читатель — это тот, кто почувствовал себя хозяином Земли и Города». Толстой не был просветителем, но всегда отличался удивительным конъюнктурным чутьем.

Складывается миф о самой читающей стране в мире. Возможно, он компенсирует то, чего не было на самом деле, но его живучесть подтверждает его неслучайность: как и полагается, он связан не с действительным, а с желательным, не с реальным положением вещей, а с российскими мифами. В результате нехитрой операции грамотность приравнивается к образованности, а информация к знанию.

Миф и реальность сливаются в экстазе в 1980-х, когда внелитературные стимулы определяют читательские предпочтения и культурные барьеры между разными группами читателей на какое-то время оказываются разрушены. В круг массового чтения входят немассовые авторы — Булгаков, Замятин, Гроссман, Платонов. Последующая за этим в 90-е годы смерть (или призрачное существование) толстых журналов — результат предсказуемый и, с точки зрения просветителей, печальный. Перелом 1992 года зафиксирован социологическими исследованиями: сокращение общего числа читателей в России (за год на 5% — 5,6 миллиона человек), уменьшение «постоянно читающих» (с 19,5 до 16%) и увеличение «совсем не читающих» (с 21 до 26%), изменение динамики предпочтений — оказалось, что народ хочет слез и крови, упакованных в экшн и фэнтези. Разрыв советского времени между реальным и желательным чтением постепенно устраняется.

Библия русская. Страница из книги. Прага: Ф. Скорина, 1517 год

Свобода выбора чтения привела к тому, что нынешнее поколение выбирает интернет. Если в книге искали смыслы, то в интернете ищут слова. У пользователя возникает иллюзия, что по одному слову в строке поиска можно найти ответ на любой вопрос.

Специалисты бьют тревогу. Джеймс Биллингтон, директор Библиотеки Конгресса США, проводит четкую границу между знанием и информацией: «Я опасаюсь, что разнородная, непроверенная, постоянно меняющаяся информация, которую мы получаем по системе интернет, может «затопить» знание и отбросить нас назад: от знания — к информации, к перемешанным сырым данным. Вполне вероятно, что мы спускаемся, а не поднимаемся к мудрости и творчеству, этим двум высочайшим вершинам разума и духа человека... Возникает вопрос: способны ли мы вообще продолжать создавать знание, не говоря уже об использовании его?» Независимо от Биллингтона, американский социолог Нейл Постман развивает эту тему, замечая, что в интернете информация превратилась в мусор.

«В конце 70-х — начале 80-х 80% семей являлись читающими, сейчас же читающих семей в стране осталось не более 7%. Телефон заменил письмо, телевизор вытеснил книгу, полный архаизм (если это не ошибка СМИ, а оговорка оратора, то это подарок психоаналитикам. — С.Е.) наблюдается в домашних записях, жанре, который был очень популярен в XIX веке», — отмечает А. Соколов.

Казалось бы, министр культуры России и американские специалисты жалуются на одно и то же. Но смотрят они при этом в разные стороны. Исследователи медиа-пространства — вперед, они предупреждают: при виртуальной коммуникации может происходить трансформация языковой личности и размывание идентичности, многие виды жизненно необходимого опыта оказываются невостребованными; мы не знаем, хорошо это или плохо, но мы должны отдавать себе отчет в происходящем.

Букварь. Острог: И. Федоров, 1578 год

Российский министр апеллирует к прошлому. Потому что именно в прошлом — золотой век проекта Просвещения России, обещавший нового человека. Эта надежда в нас еще не умерла до конца. Русская литература всегда верила, что разумное слово способно творить чудеса, и чувствовала свою ответственность за совершенство и несовершенство мира. Мера нынешнего разочарования соответствует размаху надежд.

Горькому, как самоучке, интернет наверняка бы понравился. Но если можно представить себе слоган «Любите интернет — источник информации» (хотя как объект, какого бы то ни было эмоционального отношения, интернет меньше представим, нежели книга), то другая известная и сомнительная фраза писателя — «Всем хорошим во мне я обязан книгам» — как-то к интернету никак не под ходит.

«Ибо хотя сегодня возможность научиться читать доступна каждому, лишь немногие обычно замечают, какой могучий талисман зажат в их руке».

Г. Гессе, 1930