Знание-сила, 2008 № 07 (973)

Подвело городничего и отсутствие общей культуры. У Хлестакова и вист составился, куда входил, в частности, германский посланник. Что за географические новости? В то время Германия не была еще объединена. В Петербурге были саксонский посланник, баварский и т.д. Если бы кто-нибудь задал Хлестакову уточняющий вопрос — все могло бы разъясниться. Точно так же можно было разоблачить Хлестакова, когда он, увлекшись, назвал себя автором «Юрия Милославского». Но поскольку только Марья Антоновна знала, кто написал эту книгу, то и этот «прокол» Хлестакова остался без последствий. Так что погубила городничего редкая комбинация искренности Хлестакова и тонкого расчета Осипа. На всякого мудреца довольно простоты.

Интересное совпадение. Благодаря «Ревизору» был навсегда прославлен писатель Загоскин. Тот самый М.Н.Загоскин, который в то время был директором московских императорских театров и от которого зависела постановка «Ревизора» на сцене московского Малого театра. Быть может, сам Гоголь действовал по рецептам Осипа?

Итак, Гоголь определил основные причины успеха Хлестакова и, как нам кажется, Лысенко тоже. Главная из них — своеобразная искренность. Именно это подчеркивает Гоголь. Более того, Трофим Денисович не мог проколоться, как Хлестаков, и где-то в частной переписке «выйти из образа». Можно не сомневаться, что если бы его письма перлюстрировались и если бы у него в доме были установлены подслушивающие устройства, то на его судьбе это бы не отразилось. Кстати, не исключено, что и письма перлюстрировались, и подслушивающие устройства были. Он, скорее всего, действительно считал своих научных противников агентами буржуазного влияния в науке и, что еще более важно, своими личными врагами. В таком случае интонации гнева или «с трудом сдерживаемого гнева» звучали у него абсолютно искренне.

Но дело даже не в этом. Он, по всей видимости, не понимал, что это такое — научный спор, научная аргументация. Известный анархист князь П. А. Кропоткин утверждал: «Главное отличие между образованным и необразованным человеком то, что второй не может следить за цепью заключений. Он улавливает первое, быть может, и второе, но третье уже утомляет его, если он еще не видит конечного вывода». Лысенко и его сторонники просто не понимали аргументов противоположной стороны. И вышестоящие партийные аппаратчики, скорее всего, тоже не понимали. Для них и точка зрения Лысенко, и точка зрения Николая Вавилова были первоначально в лучшем случае двумя различными точками зрения. Понять, что позиция Лысенко была антинаучной, они не могли. Хотя бы ввиду отсутствия у них научной культуры. А сам Лысенко не боялся спорить с именитыми учеными, возможно, и потому, что не понимал, чем аргументация ученых отличается от тех доводов, которые приводил в защиту своей точки зрения он сам. Это наша гипотеза, но главное нам указал Гоголь. Если бы в голосе народного академика проявилась неуверенность, то «по-своему очень не глупые люди» это заметили бы.

Процитируем одного видного лысенковца. Это В.Н. Столетов, отличившийся на печально знаменитой сессии ВАСХНИЛ. Его называли даже одним из авторов доклада Лысенко на этой сессии («Огонек», 1988, № 2). Вскоре он стал ректором Московской сельскохозяйственной академии имени К.А. Тимирязева. После чего последовал быстрый служебный рост на ниве образования: 1950 год — заместитель министра сельского хозяйства СССР; 1951г. — министр высшего образования СССР; 1953 г. — заместитель министра культуры СССР (ведал образованием); 1954 г. — первый заместитель министра высшего образования СССР; 1959 г. — министр высшего и среднего специального образования РСФСР; 1972 — 1981 годы — президент Академии педагогических наук СССР. Кроме того, он был председателем ВАК, членом Комитета по Ленинским и Государственным премиям и так далее. Он мог оказывать влияние на науку и образование в СССР в течение десятилетий.

В период подготовки хрущевских реформ образования он, будучи первым зам. министра высшего образования СССР, утверждал: «В МГУ на гуманитарные факультеты и с двадцатью пятью баллами берут не всех... Но если обратиться к таким важным факультетам, как механический (так в тексте. — И.Г.), математический, физический, картина получается иная. Сюда часто зачисляются те, кто набрал всего 21—22 очка. Это обстоятельство с очевидностью свидетельствует о недостаточной подготовленности...» («Народное образование», 1957, № 9).

Итак, первый заместитель министра высшего образования в период подготовки рискованных реформ не подозревал, что, не выходя за рамки школьной программы по математике и физике, можно давать задачи разной степени сложности. И следовательно, он не знал, что на такие факультеты МГУ, как механико-математический и физический, всегда старались принимать абитуриентов, умевших решать подобные задачи.