Знание-сила, 2008 № 11 (977)

Для Нечкиной это был период быстрого карьерного роста. В 1953 году она становится член-корреспондентом Академии наук СССР, а в 1958-м — академиком. В 1955 году выходит ее главный труд «Движение декабристов», она создает группу по изучению революционной ситуации в России и инициирует ряд научных изданий. В судьбе Оксмана эти годы также поворотные. К концу подходит его саратовская ссылка, он становится старшим научным сотрудником Института мировой литературы и переезжает в Москву. После 1963 года карьера Нечкиной благополучно продолжается, а служебная карьера Оксмана обрывается. Он уволен из ИМЛИ и уже второй раз (после 1936 г.) исключен из Союза писателей.

Личное знакомство Оксмана и Нечкиной состоялось в середине 1920-х годов в Москве. Спустя тридцать лет Оксман в одном из писем к ней вспоминал «старые споры, Москву 1925 — 1926 годов, редакцию «Красного Архива», декабристскую Комиссию Общества б<ывших> политкаторжан». В эти годы Нечкина, еще совсем молодая ученица М.Н.Покровского, работала над первой своей декабристоведческой книгой «Общества соединенных славян». Увидевшая свет в 1927-м , она до сих пор остается единственным монографическим исследованием этой декабристской организации.

Оксман был старше Нечкиной всего на семь лет, но принадлежал к другому поколению, к той блестящей плеяде филологов, которая вышла из стен Петроградского университета в предреволюционные годы. В 1920-е — 30-е годы Оксман в отечественной филологической науке имел такие же авторитет и влияние, как и Нечкина в 1950 — 1980-е в исторической. Однако влияние Оксмана — это влияние подлинной науки и высокого исследовательского мастерства. Идеология в те годы не играла еще столь подавляющей роли, какую она стала играть в послевоенное время. Марксизм тогда еще не стал догмой и сохранял обаяния «всеобъясняющего» научного метода. Оксман был марксистом именно в этом смысле. Свое высокое положение в научных и общественных сферах он считал следствием все возрастающей роли марксисткой науки и не сразу заметил, как из метода, позволяющего искать истину, марксизм превратился в идеологию, делящую людей на «своих» и «чужих». Сам он оказался в числе «чужих», но при этом, даже в лагерях, сохранил всегда ему свойственное высокое представление о науке и ее роли в обществе. По возвращении с Колымы в 1946 году он начал борьбу за защиту ее принципов от так называемых «ученых нового типа», расплодившихся за годы советской власти.

Нечкина же, попав под идеологический пресс, превращалась, по мере получения ею наград и званий, в чиновника, обслуживающего идеологию правящего режима. Вольно обращаясь с фактами, то замалчивая, то вкривь их истолковывая, она создала концепцию декабризма, мало чем отличающуюся от концепции большевизма, представленной в кратком курсе ВКП(б).

Юлий Григорьевич Оксман

Оксман, как и Нечкина, считал декабристов первыми русскими революционерами, относился к ним с любовью, не сомневался в ленинской периодизации освободительного движения и до конца своей жизни верил во «всепобеждающие принципы марксизма-ленинизма». Но лагеря принесли ему прозрение: от иллюзий относительно советского строя у него не осталось и следа. С этого момента советская власть для него ассоциировалась, скорее, с фашизмом, чем с марксизмом. Но при этом революционнодемократическая линия, ведущаяся им от Радищева к декабристам и Пушкину, и дальше к Белинскому, Герцену, народникам и т.д., по-прежнему осталась для него «родной» традицией, противостоящей любым формам деспотизма.

Встреча Оксмана с Нечкиной в послелагерный период состоялась 10 марта 1948 года, когда бывший зек в Институте истории делал доклад «Письмо Белинского к Гоголю как политический документ»: «Доклад прошел в переполненном зале, — писал он М.К.Азадовскому, — где все выступавшие говорили чрезвычайно комплементарно, даже М.В. Нечкина так золотила свои осторожные возражения, что лишила меня права всерьез с ней полемизировать».

Полемизировать с Нечкиной для Оксмана означало не просто спорить по каким-то конкретным научным вопросам. Речь шла о научных принципах, как таковых, о дозволенном и недозволенном в научных исследованиях. Лишенный публично высказывать свое отношение к работам Нечкиной, только что получившей Государственную премию за книгу «Грибоедов и декабристы» (М., 1947), Оксман с присущей ему резкостью давал оценки нечкинским трудам в частных письмах. В том же 1948 году, находясь еще под свежим впечатлением от книги, получившей Госпремию, он писал С.А.Рейсеру: «Милица Васильевна — очень талантливый литератор, но ей бы лучше писать повести для юношества, чем научные статьи. У нее нет ни одной работы, которая была бы свободна от вопиющих ошибок; именно вопиющих, на грани бреда сивой кобылы. И эти провалы уживаются с исключительной работоспособностью, педантическим анализом мелочей, широкой эрудицией, бесспорным литературным талантом!»