Знание-сила, 2014 № 07 (1045)

В 1832 году сфинксы добрались от Уа-Сетх до Петербурга. Русский царь Николай Павлович Романов впервые взглянул в лицо египетскому царю Аменхотепу Тутмесовичу Неб-Ма-Ра, чье имя недавно перевел для европейцев Франсуа Шампольон. Не один век мечтали о такой встрече европейские короли, привыкнув глядеть в мраморные лица греческих и римских богов и правителей. И заимствовать их опыт из чудом сохранившихся текстов Плутарха и Геродота, Полибия и Тита Ливия. Пора теперь нырнуть поглубже — задолго до Троянской войны, воспетой Гомером. Удалой Шампольон прочел победные надписи Рамсеса и Тутмеса на стенах храмов Карнака и Луксора. Но в них нет упоминаний о постройке пирамид! Значит, их строили гораздо раньше — может быть, так же задолго до Геродота, как он далек от наших дней?

Шампольона от Геродота отделяют 23 столетия: это подсчитал дотошный Скалигер два века назад. Какой же срок отделял уже реального для нас Тутмеса от пока еще легендарного Хеопса, похороненного в Великой пирамиде? И кого изображает первый Сфинкс? Вот загадки для следующего поколения египтологов…

И еще одна задача: Египет все-таки далек от Святой Земли. Над нею властвовали цари Персии и Вавилона. Где скрыты их надписи, подобные похвальбам египетских царей? Наследники хитроумного Гротефенда научились с грехом пополам читать персидскую клинопись — благо, она оказалась алфавитной, и язык ее родствен современным европейским. А каково будет прочесть надписи библейского героя Навуходоносора? Или царя Асархаддона, покорившего Египет лет за двести до Геродота? Геродот о них многое знал — но не поведал афинянам, упоенным своими недавними победами. Когда же лопата археолога коснется руин Ниневии и Вавилона? Или славной Трои, где тоже воздавал хвалу предкам Александр Македонский?

Так мощно пробудился в умах новых европейцев интерес к давним корням рода человеческого. Аналогично ему вспыхнул в ученых умах интерес к древним животным и растениям. Здесь роль «биологического Шампольона» сыграл Жорж Кювье — ровесник Наполеона и его надежный сотрудник на ниве науки и просвещения. Когда звезда корсиканца закатилась в Атлантике, барон Кювье во главе своего научного королевства перешел к более древним Бурбонам. Он начал строить свою державу еще в 1796 году — когда молодой Бонапарт добывал себе славу в Италии, а потом в Египте. Тогда молодой Кювье в Париже описал ископаемого мамонта как особый вид слона, не пережившего Потоп. За мамонтом встала чреда допотопных зверей — косматых родичей нынешней африканской фауны. А кто жил на земле до них? Кювье смело вскрыл в недрах европейских гор и угольных шахт удивительное разнообразие ископаемых зверей и деревьев. По системе Линнея их пришлось отнести к новым родам и семействам; порою — даже отрядам.

Главный вывод Кювье прост и поразителен для непосвященных: древняя Европа по разнообразию флоры и фауны была подобна нынешним тропикам! Значит ли это, что Европа тогда лежала в земных тропиках? Или что повсюду на Земле тогда были тропики? Находят же китобои уголь на полярном Шпицбергене!

Кювье предложил этому странному факту простое объяснение: древняя история Земли была чередованием благодатных эпох и климатических катастроф, разрушавших древние биосферы. Все, как в старой Франции! Здесь за два века до Революции бушевала Реформация, а еще на два века раньше — Столетняя война. Еще раньше были Крестовые походы; до них — вторжения мусульман, а перед ними — чехарда языческих варваров. Если человеческая история многократно прерывалась катастрофами, то чего иного ждать от истории жизни на Земле?

Многие геологи и биологи согласны с этим выводом Кювье. Но он поднимает другой вопрос: как восстанавливалось разнообразие жизни на Земле после очередной катастрофы? Барон Кювье — добрый католик: он готов допустить повторные акты Творения жизни на руинах очередного Потопа. Ведь были в истории Франции чудеса возрождения: как крещение дикаря Хлодвига или призыв Жанны Д’арк, вдохновившей униженных французов на общий подвиг. Почему не быть подобным чудесам в царстве животных и растений?

Кювье оставил сей вопрос без ответа; Ламарк дал такой ответ, который никого не убеждает. Видимо, нельзя понять биологическую историю Земли, не осмыслив ее геологическую биографию. Это начал делать Чарльз Лайель — наследник геологов Смита и Седжвика. Смельчак Лайель обратил особое внимание на осадочные породы, которыми изобилует Земля и которые продолжают накапливаться в ее морях и озерах. Предположим, что темп накопления осадков во все времена был почти одинаков. Каков тогда окажется возраст меловых скал вдоль Ламанша — или угольных залежей Рура, рожденных древними морями и болотами? Это — совсем простой вопрос с вычислимым ответом; но ответ выражается многими миллионами лет — и это фантастическое число вносит разлад в умы геологов и биологов. Не помогут ли им физики?