Зоя Космодемьянская

— А ты гранату приготовь… — Волошина выдвинулась из-за дерева: — Эгей, в доме! Вы кто?

Тишина. Приглушенная команда. Огонь метнулся испуганно и погас, будто прикрыли его чем-то. Из окна высунулся ствол винтовки.

— Вы кто? — повторила Вера.

— А ты? — раздался молодой срывающийся голос. — Ты сама кто?

— Я советская!

— Мы тоже!

— Выйди один, поговорим.

Долгая пауза. Потом тот же ломкий неуверенный голос:

— И ты одна?

— Вот иду, видишь? — Вера тряхнула головой и, улыбаясь, шагнула к дому. Навстречу ей — невысокий военный в туго перетянутой шинели, в больших разбитых сапогах. Танковый шлем сдвинут на затылок, лицо совсем юное, бледное. Худющее — один нос торчит. На скуле — запекшаяся кровь.

— Здравствуй, — сказала Вера, сразу почувствовав расположение и жалость к мальчику-танкисту, наверное, городскому жителю, очутившемуся в холодном враждебном лесу без своих командиров. — Окруженцы, что ли?

— Ага.

— Издалека?

— Издали, — сокрушенно вздохнул танкист, уловив сочувствие и теплоту в голосе высокой красивой женщины. — От самой Вязьмы идем. Оборвались, оголодали. Два дня во рту ничего не было. Греемся тут, а что дальше — не знаем. Куда ни ткнись — немцы. Говорят, уже Москву взяли!

— Кто говорит?

— В деревню мы завернули третьеводни…

— И уши развесили! Фашисты нарочно слухи пускают. Москва наша, фронт по Наре проходит. Мы недавно оттуда.

— Партизаны?

— Вроде этого.

Пока они разговаривали, вокруг собрались разведчики, вышли из дома красноармейцы.

— Что же вы так, без охраны, — сказал Голубев. — Неровен час…

— А, ничего, — махнул рукой танкист. — Немцы только по дорогам, тем более в такую метель. Да и чем охранять: две винтовки и пять патронов на всех.

— Остальное оружие где? Побросали?

— Так уж получилось, — с горечью ответил танкист, и Вера опять пожалела этого мальчишку, попавшего в огонь войны, вероятно, прямо со школьной скамьи.

— Братцы, — сказала она своим. — Дайте им поесть. Все, что осталось.

Наташа Самойлович выложила банку консервов. У Али Ворониной нашлось немного крупы. Снова развели огонь в доме, набили в котелки снега. Необычайно вкусной показалась всем каша. Хоть и понемногу — а поддержка. Потом выпили кипятку с крошками шоколада.

— Мы теперь с вами, ладно? — спросил танкист, заглядывая в лицо Волошиной.

— У нас свои дела.

— И мы тоже. Верно, товарищи? — обратился он к красноармейцам.

— Точно!

— Помогнем в чем надо!

— Куда же мы одни?

— Слышите, слышите? — обрадоваино кивал танкист. — Не сомневайтесь!

— А кто вас знает! — жестко сказала Наташа Самойлович.

— Как это кто? — У танкиста дрогнул голос. — Воевали, пока могли. Не подведем, не думай!

— Видите ли, товарищи, — примирительно заговорила Волошина. — Мы ведь не на прогулке здесь. И не от немцев бегаем. У нас есть задание. Выполним его — тогда будем пробиваться к своим.

— Нам бы тоже немца бить, да не знаем как.

— Учтите, дисциплина у нас строгая, сознательная. Никаких вольностей, никаких нарушений, никакого нытья. Хотите с нами — соблюдайте наши порядки.

— Конечно, — сказал танкист, и красноармейцы поддержали его:

— Разве мыслимо без дисциплины?!

— Эх, нам бы только через фронт!

Волошина повернулась к разведчикам:

— Ну что? Вместе будем?

— Пусть идут. Но только… — Наташа Самойлович хлопнула рукой по кобуре нагана, — только пусть помнят: нарушил приказ — расстрел на месте. Без церемоний.

— У нас очень строго, — смягчила ее резкость Волошина. — Нельзя иначе.

— Мы понимаем, понимаем! — заверил танкист. Этот юноша чем-то напоминал Вере ее друга Юрия.

Но не таким, каким видела его последний раз, когда он сказал, что любит ее. Он серьезный был, совсем взрослый, в форме Ленинградского института инженеров гражданского воздушного флота — в кителе, в фуражке с эмблемой. Нет, танкист напоминал того Юру, вместе с которым училась в школе, ходила в туристские походы, каталась на лыжах. Нос у него такой же прямой. Лицо немного удлиненное. Но главное — не внешние черты. В глазах у них что-то общее: открытость, доверчивость. Люди с подобными глазами бывают добры, немного наивны и очень принципиальны. Пообещает — сделает. Обязан — выполнит в лучшем виде.

Вере приятно было думать так, вспоминая своего дорогого далекого друга. Она угрелась в стогу сена, лежа недвижимо вместе с Наташей и Алей, вдыхая печальный запах увядших цветов невозвратимого лета. Здесь, в сухой глубине, было тепло, девушки сразу уснули. Веру тоже охватывала приятная дремота, путались мысли. Улыбаясь, она пыталась понять: во сне или наяву видит своих подруг по институту, синее небо, сверкающие купола церквей… Нет, какой там сон это они на практике в Загорске. На производственной практике после третьего курса. В плановом отделе райпотребсоюза.

День яркий, чудесный. Воскресенье сегодня. Люди за город идут: к воде, в лес. А подруги направились в Троице-Сергиеву лавру. В музей. Вера уже не раз бывала там. Ходила «подышать стариной», поглядеть работы Андрея Рублева. Словно бы оживала, понятней становилась великая история государства Российского.