Золотая чума

Поэтому-то Мельников и вылетел из Магадана и двенадцать часов наслаждался услугами Аэрофлота — с его минеральной водой и мумифицированными цыплятами. А потом, едва забежав к начальству на Лубянку, помчался на Ленинградский вокзал, на «Красную стрелу». И вот теперь он поднимался по лестнице, выложенной камнем, напоминающим своей фактурой твердокопченую колбасу. Что у не успевшего перекусить капитана вызывало, как у собаки Павлова, обильное слюноотделение. Он поднялся на третий этаж и надавил на хороший добротный звонок на столь же добротной двери. Дверь тут же распахнулась — и перед капитаном предстал полковник в отставке Еляков. Когда они последний раз виделись — он носил звание майора и был на тринадцать лет моложе. Но и сейчас гебист-пенсионер выглядел на все сто. Крепкий, как гриб боровик, без единой сединки в черных волосах.

— Ну привет, Серега. Проходи. Сколько лет не виделись.

Мельников шагнул в прихожую и слегка обомлел. Показалось — он попал в какой-нибудь из бесчисленных питерских музеев. Вся мебель вокруг не говорила, а скорее кричала о том, что она произведена не в нашем веке. Отовсюду на капитана смотрели всякие загогулины красного дерева, разная там резьба и прочие предметы буржуазной роскоши. В углу обширной прихожей стоял буфет, напоминающий своим видом небольшой европейский замок.

— Это да…

— Удивляешься? А что тут такого? Народ — дурак пошел. В продажу поступили новые мебельные гарнитуры. Фанера фанерой… Так люди от большого ума их покупают, — а старую мебель выкидывают на помойку. Я подбираю, реставрирую. А ведь лет через двадцать эти люди волосы будут на себе рвать. Это ж произведения искусства! Ладно, проходи в гостиную.

Гостиная, понятно, тоже была обставлена со вкусом. Такую обстановку Мельникову приходилось видеть в квартирах профессоров, члены семей которых благополучно избежали всех развеселых моментов двадцатого века. Все было старинное — письменный стол, кресла и кушетка. Слева располагался книжный шкаф, забитый под завязку. Кроме соответствующих такой обстановке старых книг в золоченых переплетах, в шкафу и вокруг него теснились издания совершенно разного вида. Книги, впрочем, наблюдались везде. Оно и понятно. Константин Георгиевич Еляков, выйдя в отставку, трудился то ли научным, то ли художественным консультантом. Ну а ученому, понятное дело, книги нужны.

Мельников прошел в гостиную и устроился в уютном дореволюционном кресле.

— Серега, ты что хочешь?

— Жрать, — честно сказал капитан. — Сутки ничего съестного во рту не было.

— А ты нашу питерскую корюшку ешь?

— Да я сейчас что угодно съем. Давайте вашу корюшку.

Еляков поставил перед ним на маленький столик огромное блюдо жареной рыбы.

— Только вчера купил. У нас тут прямо за домом рыбаки продают. А пить что будешь?

— А что есть?

— У меня, Сережа, есть все. Мы, писатели… — сказал Еляков с некоторой иронией.

Мельников, конечно, знал, что Еляков теперь являлся членом Союза советских письменников. Но это ничего не значило. Сталинские соколы, выйдя в отставку, оказывались на самых неожиданных местах. Один его старый знакомый, к примеру, трудился администратором Большого театра. Он не удержался, чтобы не уточнить:

— А что вы пишете?

— Я? Да я ж пошутил. Я, как ты знаешь, и протоколы с трудом писал. А то, что я член ССП — вон, погляди на нижнюю полку.

На нижней полке книжного шкафа теснились многочисленные тонкие книжки с названиями вроде «Когда играют дельфины», «Подводная схватка» и так далее.

— Вот. Я авторов консультирую. Частенько они меня в соавторы берут. Это ведь круто, — когда пробиваешь книгу в издательстве, кричать на всю ивановскую: у меня соавтор полковник КГБ. Времена-то теперь иные, но при слове КГБ все по стойке «смирно» становятся. Так что пить-то будем?

— Давайте коньяк.

Еляков разлил коричневую жидкость в стопки. Коньяк был хороший, высшего качества. В Москве или Питере такой не купишь ни за какие деньги и ни по какому знакомству. Только если из Армении хорошие люди привезут. Видимо, армянские труженики пера и пишущей машинки тоже полюбили писать детективы.

— Ну, за встречу.

Дождавшись, когда собеседник утолил голод, хозяин приподнял емкость, разлил по второй — и с его лица упала маска добродушного хозяина, профессора-интеллигента. Это был прежний майор Еляков — такой, каким его помнил Мельников — холодный, умный и жесткий.

— Давай, Сергей, выкладывай, зачем ко мне из Магадана приперся. Путь-то неблизкий.

— А вы знаете о том, что я был в Магадане?

— Кого-кого, а дураков в нашем роду не водилось. А чекисты, они ведь в отставку уходят только туда, откуда возврата нет… Мне еще вчера звонили из Москвы, велели рассказать все, что тебе требуется.

— Мне нужно узнать о тридцать седьмом. Я знаю, вы работали по делам геологов «Дальстроя».

— Ох! — Еляков залпом выпил стоику. — Грязное это было дело. Столько дерьма пришлось разгрести. Троцкисты, японские шпионы… А ты не лыбься! — прикрикнул он на Мельникова, хотя тот и не думал улыбаться.