Золотая лихорадка

— Доверься мне, всё будет хорошо! Доставлю в больницу и всё, что надо, сделаю. А уж ты, парень, иди, пожалуйста, в школу, я отлично со всем этим справлюсь.

Подросток спустился в подполье — отец храпел во сне. Поднявшись к себе, подросток несколько минут попробовал полежать, но глаза бодро таращились и сон не шёл, поэтому он надел школьную форму, взял портфель и, пошатываясь, вышел в прихожую. Обычно всегда, когда он уходил из дома, брат обнимал его и радостно, с улыбкой во весь рот, говорил: «Смотри, осторожно, буду ждать тебя!» Потом брат вместе с ним надевал уличную обувь, выходил из дома, но тут же непременно останавливался и, прижимаясь к двери, махал рукой, пока подросток не пропадал из виду. Однако сегодня Коки не показывался. Подросток тихо выскользнул, так же бесшумно закрыл за собой дверь и, не оборачиваясь, зашагал прочь.

Он остановился перед американской школой, чтобы поймать такси. Ворота школы Сент-Джозеф были широко распахнуты, и в них втягивало толпу болтающих по-английски учеников: белых, чёрных, азиатов, и малышей, и старшеклассников. Подросток, который начиная со второго класса средней школы почти не показывался на уроках и уже месяца три не выходил на улицу в такой ранний час, поражён был, когда собственными глазами удостоверился, что столько людей всё ещё учатся; пальцы крепко сжали лежавший в кармане ключ от подполья.

Через четверть часа он наконец поймал машину и, точно прячась от учеников школы Сент-Джозеф, вжался в спинку заднего сиденья. Двигаясь по направлению к станции Исикаватё и зевая при мысли о том, что ему как-то предстоит промаяться до конца уроков, лёжа в медицинском кабинете, он вспомнил слова сестры: «Ты, Кадзуки, не убегаешь, но всегда прячешься». «Вовсе не прячусь!» — твердил он про себя. Ведь можно и не ходить в школу, а проболтаться в городе. Его не раз останавливали полицейские, но всегда отпускали без малейших подозрений, когда он говорил, что матери вдруг стало плохо и её увезли на «скорой», да ещё называл больницу. Где-то он читал, что школа, по сути своей, — тюрьма для детей. Если дети требуются в качестве рабочей силы, то никто их в школу не посылает. Даже сейчас в некоторых странах Детей используют на тяжёлых работах, а в других странах Детям дают в руки оружие.

По тротуарам с обеих сторон спускающейся под гору улицы толпой шли девочки в форме различных школ: Феррис, Футаба, Кёрицу, Ёкохама Гакуин. Этот склон вообще-то называется Дзидзо-дзака, поскольку на вершине, на перекрёстке трёх дорог, есть часовенка и шесть или семь фигурок бога Дзидзо, однако местные жители зовут улицу «девичьим склоном», Отомэ-дзака.

Когда он вылез из такси, к навесной платформе станции Исикаватё как раз подошла электричка. Смеясь и болтая, по лестнице спускались школьницы. Нельзя было и подумать о том, чтобы подняться на платформу навстречу этому потоку, проталкиваясь плечами и локтями среди девчонок. Подросток, засунув руки в карманы, встал возле турникетов, чтобы переждать наплыв, — напрасно он не поехал на такси до самой школы Хосэй…

После трёх пересадок он через полтора часа добрался до школы. Когда подросток увидел двигавшихся муравьиным роем учащихся, одетых в такую же, как и у него, форму, он вдруг почувствовал, как в груди всё переворачивается, словно ему полный рот, до самой глотки, натолкали газетной бумаги. Он опустил голову и пошёл от школьных ворот вдоль забора. «Я не вы, я совсем-совсем другой!» — это чувство пронзило его до глубины сердца. Назад возврата нет. Выбрав место поукромней, подросток нагнулся и широко раскрыл рот, чтобы извергнуть всё, чем забита была глотка. Засунув указательный и средний палец, он старался вызвать в горле спазмы, но лишь обливался слюной. Не осознавая до конца, гонит ли его желание сбросить цепи и улететь в небо или он убегает от преследования, подросток утёр рот рукавом белой рубашки, дождался звонка на урок и пошёл прочь от школы.

Он приехал на станцию Сибуя и пошёл в универмаг товаров для дома «Токю Хэндс» сделать копию ключа от подпольного помещения. Затем, вернувшись на станцию, он забрал оставленный в автоматической камере хранения портфель и направился к входу на платформу линии Тоёко для поездов Токио — Иокогама. На вокзале Иокогама он пересел на линию Кэйхин-Тохоку и вышел на станции Каннай. Он двигался прямо по улице Исэдзаки и, миновав несколько перекрёстков, ногой зашвырнул свой портфель в реку Оока. Он не думал, что этим окончательно распрощался со школой, но, освободившись от тяжести портфеля, почувствовал себя легче и, неумело насвистывая, растворился в улочках «золотого квартала». Затянутое облаками небо лишь кое-где проглядывало пятнами голубизны, похожими на лужицы, и казалось, что присущая середине лета атмосфера беспечной свободы где-то далеко отсюда: здесь по-прежнему было влажно и тянуло плесенью, словно всё ещё продолжался дождливый сезон.