Золотая лихорадка

Всё тело болело. Хотя он уже проснулся и открыл глаза, ноющая боль не отступила. Почему он всё ещё чувствует боль из своего сна? Приподняв голову, он огляделся, чтобы понять, не продолжается ли сон, но это была его комната, вот и экран включённого телевизора — подросток вспомнил, что убрал звук, прежде чем лечь. Кто же была эта женщина? Он немного подумал об этом, но никакой зацепки не нашлось. В голове остались какие-то обрывки — лошадь, яма и рулетка, но, как они связаны между собой, он никак не мог вспомнить. Боль понемногу отступала, подросток лежал с открытыми глазами. Несколько миллиардов человек, живущих на Земле, пусть и по очереди, с учётом временных поясов, каждую ночь видят сны. Почему в мозгу не атрофируется такая бесполезная функция, как порождение снов, почему сновидения не исчезают? Или они для чего-нибудь предназначены? Этого подросток не знал. Но поскольку никто не может увидеть такой же сон, как у другого человека, то, может быть, именно сновидения проявляют личность, демонстрируют её возможности? Подросток попытался сочинить историю про лошадь, яму, рулетку и обнажённую женщину, чтобы заполнить провалы в памяти. Вот он скачет по степи на лошади, по серому небу несутся чёрные тучи, лошадь направляется к яме. «Да-да, в яму бросали головы зверей!» Подросток попытался как-нибудь увязать это с рулеткой, но продолжить историю не сумел. А что, если сны — это души людей? Это гораздо больше похоже на правду, чем всякие «ангелы за спиной». Если это действительно души, то они, должно быть, хотят донести какую-то весть. Обычно сны разворачиваются в ситуации безумия, поэтому они могут подсказать, что есть безумие и что есть норма. И тогда рулетка, может быть…

Подросток вспомнил, что должен позвонить Канамото, и, взяв со стола мобильник, лёг в кровать и стал нажимать кнопки. Он взглянул на свой «Ролекс» — было чуть больше четырёх утра. Трубку не взяли, как и вечером, подросток пробовал звонить, перед тем как лечь спать. Он перевёл взгляд на экран телевизора. «Эпицентр толчков в префектуре Сидзуока, город Ито. Район землетрясения, распределение силы удара. Пять баллов в Нумадзу, Ито.

Четыре балла в Хамамацу. Три балла в Токио» — так сообщала бегущая строка. В Иокогаме, оказывается, было четыре балла. Неужели, пока он спал, случилось землетрясение? На экране телевизора, без всякой связи с информацией бегущей строки, белая старушка качала на фитнес-тренажёре мышцы брюшного пресса.

Подросток нажал кнопку разъединения и попытался проверить, до какой степени он способен восстановить в памяти события сна. Лошадь, яма, рулетка и обнажённая женщина всплыли сразу, но всё это опустилось на дно сознания в виде каких-то обрывков. Подросток решил было вставать, но тут он понял, что делать это ему совершенно незачем, никакой цели у него не было. Землетрясение? Ничего себе шуточки: смотреть сны во время четырёхбалльных толчков… Подросток ещё раз набрал номер Канамото.

— Кто? — От этого хриплого низкого голоса по спине бежали мурашки.

— Это Юминага.

Канамото сам когда-то дал подростку этот номер, но он уже три года как не звонил по нему.

— Что такое, никак это ты, парень? Что случилось?

Голос в трубке излучал такое спокойствие, что подростку сразу стало легче.

— Сестрёнка Михо тяжело ранена.

«Изнасилование?» — Канамото пытался вспомнить лицо Михо, но никаких зрительных ассоциаций вызвать не удалось.

— Не подъедешь к нам сегодня часов в семь-восемь?

До того самого момента, когда он набрал номер, подросток не сомневался, что Канамото обязательно приедет, но теперь, может быть из-за того, что говорили по мобильному, голос Канамото звучал тихо и как бы издалека. Подросток занервничал:

— Я хочу её в больницу отвезти, но не знаю, как это делается… — Он чуть не плакал.

— Понял, в семь приеду. — Канамото не в силах был скрыть радость оттого, что подросток ему доверился. — Может, прямо сейчас приехать, мне-то это ничего не стоит… — Сонный голос оживился.

— Сейчас всё спокойно, в семь, — прервал его подросток и положил телефон, даже не догадываясь о том, каким холодом повеяло из трубки на собеседника.

Глянув в сторону телевизора, он заметил, что в бегущей строке повторялась информация о толчках, а на экране молодые мужчины и женщины в трико опробовали фитнес-тренажёр. Подросток никак не мог уяснить себе, почему все так боятся землетрясений. Может обрушиться дом — тогда смерть или тяжёлые увечья, а может придавить шкафом — тогда отделаешься лёгкими ушибами, но, кроме этого, ничего ведь не случится. Если произойдёт сильное землетрясение, то в одно мгновение осознаёшь неизбежность смерти, а если землетрясение слабое — жди, когда толчки улягутся, вот и всё. Зачем люди суетятся на грани между жизнью и смертью? Ведь страх там, где либо жизнь, либо смерть, и только в смутном промежутке между двумя состояниями его нет. Для подростка гораздо страшнее были толчки в подполье души, на самой глубине.