Золотая лихорадка

Имея на руках Коки, мать не могла работать даже при неполном рабочем дне, и уже через месяц жить стало не на что. Она довела Коки до ворот отцовского дома, убедилась, что он вошёл, и убежала прочь. После этого она продолжала встречаться с Коки, приблизительно раз в месяц, однако в последнее время стала навещать его реже. Она осознала, что невозможно заботиться о Коки, не прибегая к помощи неправедно нажитых денег, и это заставило Мики проникнуться ещё большим отвращением к деньгам. Её вера в то, что Коки может исцелиться, если она подвергнет себя лишениям, ещё больше окрепла, и в конце концов она отринула все желания и потребности, даже с Коки почти перестала видеться. Ведь она верила, что сливается с ним душой, когда молится образу Будды, в чьих руках находится судьба сына, и этого ей было вполне достаточно.

Прошлой осенью, спустя полгода после предыдущей встречи, она позвонила, и подросток вместе с Коки ездил к ней на квартиру, так что адрес был ему известен. Он не знал, где именно она работает, но она говорила, что с девяти до пяти она на работе. Ужинала она всегда только дома, поэтому в половине шестого уже возвращалась. Если дома её не окажется, значит, она пошла в ближайший магазин за покупками, так что больше получаса ждать не придётся. Если мать предложит с ней поужинать, он откажется, сославшись на то, что должен ужинать с Коки дома.

Сойдя на платформу, подросток ещё более, чем обычно, ощутил плотность и влажность воздуха вечером в разгаре лета, может быть, это было из-за усиленной работы кондиционеров в электричке. Он с трудом мог дышать, словно шёл сквозь дымовую завесу. Хотелось помочиться, но он не смог бы вынести вони общественного туалета в скверике у станции, противно было и проситься в уборную в квартире матери, поэтому он шёл в надежде отыскать подходящее место, чтобы справить нужду. Однако стоило ему пересечь железнодорожные пути, как позыв стал нестерпимым, и, оказавшись на улочке, зажатой между железной дорогой и жилым кварталом, он тут же повернулся лицом к путям и стоя помочился. Хотя было совсем не холодно, по спине пробегала дрожь, и потребовалось несколько секунд, прежде чем моча пошла. Застегнув молнию, он поднял голову — в сумерках тень телеграфного столба гротескно вытянулась, а безликие многоквартирные дома и настроенные на продажу особнячки казались залитыми неестественным жёлтым светом.

Дом с наёмными квартирами под названием «Цветущие холмы» стоял фасадом к железной дороге, справа соседствовало двухэтажное здание, у которого и ограда, и стены, и окна были увиты плющом, а в одноэтажном корпусе слева размещалась стоматологическая клиника. Подросток остановился перед лестницей и крепко сжал железный поручень перил.

Дверь была открыта нараспашку, над входом висела камышовая штора, из комнаты доносился звон колокольчика. Хотя уже стемнело, электричество включено не было. Подросток сделал ещё один шаг и подал голос:

— Это я!

Поднявшая штору Мики отвернулась и взволнованно произнесла:

— Показалось, что Коки пришёл… — Она поднесла правую руку к шее и, растопырив пальцы, нажала себе на горло. Её чуть было осветившийся взгляд потух, и лицо приняло не то чтобы унылое выражение, а просто стало вновь безжизненным, каким оно и было, прежде чем раздался голос подростка:

— С братиком Коки всё в порядке.

Мики не сказала даже: «Проходи», просто шаркающей походкой проследовала в комнату. Подросток некоторое время потоптался на месте, но потом отогнул штору и закрыл за собой дверь.

— Жарко, когда дверь закрыта! — Мики подала ему единственную подушку для сиденья, и подросток молча на неё уселся.