Золотая лихорадка

— Хоть и не по мне это, да поневоле затолкал на второй этаж, стоит сейчас там — о чём он только думал? Не понимаю. Перепил ты сегодня. Останься, проспишься.

— Пойду домой. — Канамото, как всегда, заранее посчитал, сколько должен, и, положив на стойку деньги, откинул занавеску над дверью и вышел. «Что это значит — осознать свою вину?» Канамото шатаясь вышел на широкую улицу, расстегнул ширинку и стал мочиться прямо на дороге. Проезжавшая машина резко затормозила, открылось окно и высунулась голова: «Идиот!» Канамото двинулся к машине, не убирая руки от ширинки, и водитель, моментально закрыв окно, дал газа. Так что же всё-таки делать? Каждый раз, когда он слышал в новостях об убийствах, в которых повинны несовершеннолетние, ему почему-то казалось, что это он сам убил. А теперь тем более, ведь убил-то кто… Канамото наконец справился с ширинкой и зашагал прочь. Известия об умирающих от голода взрослых не тревожили его так, но в те дни, когда он слышал об умирающих от голода детях, он и сам не мог есть — так становилось тошно. Отчего бы это? Замедлив неуверенную поступь, он наклонил голову набок и уголком глаза заметил затянутую облаками луну. «Увидишь луну третьего дня — прояснится в голове, увидишь полную луну — почувствуешь себя счастливым…» А что должен чувствовать тот, кто узнал, что ребёнок убил человека? Один тип сказал, что, если в Нью-Йорке бабочка взмахнула крыльями, в Японии может случиться тайфун. Если так, то, когда ребёнок совершает убийство, вполне вероятно, что луна может упасть с небес… Канамото хотел бы уснуть, свалившись вниз лицом прямо на дороге, — а что плохого в том, чтобы уснуть на дороге? Вот дурак! Если уж спать, то на берегу реки! А людей всё-таки убивать нельзя. Если этого не понимаешь, то лучше самому умереть. Только почему? Так уж вышло, что дети для взрослых — это и прошлое, но в то же время и будущее. Что будет впереди, не известно, но хочется знать, вот и гадаем. Спокойней становится, когда в мальчишках видишь будущее, которое наступит после тебя.

Луна проходила свой путь меж облаков, выставляя на яркий свет то, насколько же он пьян.

— Как думаешь, какими глазами мы смотрели на тебя — и я, и старик из «Золотого терема»? Старику скоро умирать, и что плохого в том, что он в тебе искал спасения? Перейдя реку, что разделяет мёртвых и живых, он надеялся, оглянувшись, увидеть на другом берегу тебя, и верить, что ты будешь жить дальше… Что в этом плохого? Тебе, наверное, это покажется эгоистичным, но так уж устроено, так уж он прожил свою жизнь… Понимаешь ты? Он хотел умирать, держась за эту слабую надежду! — При виде реки Оока Канамото тут же рухнул в бесчувствии.

— Не выпить ли нам? — окликнула Хаяси секретарша Сугимото.

— Можно. После того как закроется игровой зал? Я заканчиваю в двенадцатом часу. — Выйдя из офиса Сугимото и собираясь направиться в зал, Хаяси ещё раз оглянулся, лицо его выражало недоверие.

— Фу-ты ну-ты! Да ведь сбегать из зала для тебя, вроде бы, дело привычное… Вчера на работу выходил? Я ведь тебя разыскивала…

— Очень странно! Разумеется, я был в зале.

Хоть по возрасту и по продолжительности работы в фирме Хаяси был выше рангом, чем Сугимото, она очень быстро обошла его благодаря своим близким отношениям с Хидэтомо. Хаяси не считал, что любовная связь между ней и Хидэтомо всё ещё продолжалась, другое дело — двадцать лет назад, когда Сугимото только поступила к ним работать. Хоть и говорили, что в её руках находится вся финансовая сторона дела, на самом деле счета вела крупная бухгалтерская контора, с которой был заключён соответствующий контракт. Сугимото была партнёром Хидэтомо в схемах по утаиванию налогов, она была стражем его кассы, и уж это признавали все, а Хаяси и головы не смел перед ней поднять. Это Сугимото устроила перевод его покерного долга на Хидэтомо, и Хаяси не раз пришлось перед ней кланяться. И вот теперь Сугимото, с которой они ни разу до сих пор вдвоём не пили, так по-свойски его пригласила. Она наверняка что-то замышляет, а поскольку эта женщина думает только о деньгах, то, о чём бы ни зашёл разговор, стоит удачно вставить слово, и, может быть, его возьмут в долю — так думал Хаяси, самодовольно усмехаясь.

— Есть разговор?

— Так, хотела посоветоваться… — Сугимото втянула свои обвисшие щёчки сорокавосьмилетней женщины и указала пальцем на кабинет директора. — Как, может, в нашей «святая святых»?

— Ну что же, я только схожу в зал и завершу дела… — Хаяси поклонился и вышел.