Золотая лихорадка

Оно представляло собой небритого молодого джентльмена в цилиндре, несшем на себе цвета американского флага, в довольно приличном пиджаке, надетом, правда, на голое тело, и при галстуке, нацепленном непосредственно на шею. Это было самой презентабельной частью прикида молодого человека. Поскольку весь оставшийся его наряд состоял из порванных в нескольких местах семейных трусов, смахивающих не столько на традиционное мужское нижнее белье, сколько на набедренную повязку дикаря. Из-под цилиндра экзотического незнакомца торчали всклокоченные волосы и таращились глубоко запавшие в глазницы темные гляделки, которые глазами-то назвать сложно — столько мутной остекленелости, вызванной, вероятно, ударной дозой алкоголя, плавало во взгляде этих, с позволения сказать, органов зрения.

— В-вы кто? — спросил он.

— Мне нужен Григорий Воронов. Он живет здесь, не так ли?

— Так ли… макля, пакля, рвакля. Грррышка! К тебе какая-то будка.

Я смерила взглядом индивида и попыталась было пройти мимо, но он придержал меня за плечо и забормотал:

— А ты, подруга, н-ничего… ага. Ты… в-водку пьешь? Не? Ты погоди. Ты думаешь, что я… с женщинами обра… обращаться не ум-мею. Так это ты зря. Угу. Я, м-между прочим, будущий муж Гришкиной дочки. С-сожитель, как они говорят.

И он кивнул на лежавшую в коридоре малоодетую девицу.

— Муж? — усмехнулась я, все-таки просачиваясь в проем между стеной и пошатывающимся товарищем в полосатом цилиндре. — Будущий? Желаю вам счастья.

— Ну и дура! — бухнуло мне вслед.

«Нечего сказать, — подумала я, — даже про щенков и котят пишут: отдам в хорошие руки. А тут Светлана Андреевна собственного ребенка отдала в та-акую семейку. Еще неизвестно, каков тот дедушка, у которого живет Сережа.

Сейчас бы узнать его адрес».

Я открыла дверь, ведущую в комнату, и в лицо мне ударила музыка и тяжелый, спертый воздух, пропитанный алкоголем, табачным дымом и еще чем-то отвратительным.

Посреди комнаты лежал практически голый — в одних семейных трусах — мужик и, вставив в рот бутылку пива, одной ногой чесал вторую. Пиво булькало и лилось в ротовую полость. Прямо на жирном брюхе любителя пива сидела столь же скудно экипированная дама — потаскуха с тощими плечиками, торчащими ключицами и грудью где-то этак минус второго размера и курила папиросу. Судя по скверному запаху, который продирался даже сквозь тяжелую, как плотная и давно не стиранная портьера, атмосферу, в папиросе был просто омерзительный табак.

— Где Григорий Воронов? — громко спросила я, не вдаваясь в особые разъяснения и стараясь перекричать музыку.

— Катька, ты? — не глядя на меня, тускло спросила девица и бросила папиросу прямо на грудь мужику.

— Я, — не задумываясь, произнесла я.

— А он… к-кыжись… на кухне был, пьяная морда. Ма-руха, грымза его, за самогоном идти намылилась.

И она загасила окурок прямо о брюхо лежавшего с ней мужика.

Всего последующего она произнести не успела. Мужик, на груди которого дотлевала непотушенная папироса, наконец-то — с опозданием, как динозавр, — почуял, что его поджаривают, и вскинулся так, что тощая дамочка взлетела, как катапультировавшийся из горящего самолета летчик, и, перелетев через всю комнату, угодила головой в большой грязный аквариум, в котором плавали окурки и среди них — на правах жалкого рудимента фауны, когда-то существовавшей здесь — маленькая занюханная рыбка-сомнамбула, больше похожая на фрагмент протухшего холодца.

Аквариум застонал и, разлетевшись на куски, шумно обрушился на пол лохмотьями грязной воды, перемешанными с водорослями и стеклянными осколками. Его постигла судьба аквариума дедушки «графа Воронцова».

— Сука-а-а-а! — заорал толстый мужик, перекрыв даже грохот из колонок аудиосистемы, и смешно подпрыгнул на одной ноге. Но, по всей видимости, он довольно долго находился в горизонтальном положении, потому что его неотвратимо занесло назад, он попятился и, навернувшись на валявшемся тут же пустом стакане, всем телом рухнул на пол, простонав: — Ой, е-е-е!!

Его можно было понять: он упал на целую батарею бутылок и, судя по отвратительному хрусту, некоторые из них раздавил. Потом, не вставая, дотянулся до «музыки» (если можно так вселенский рев поименовать) и выключил ее. Уставился на меня осовелыми глазами. Тишину нарушали только стоны тощей дамочки, пытавшейся встать… она дрыгала ногами и упиралась локтями в пол, но особого успеха в своих начинаниях не имела.

— Я вспомнил, — наконец произнес он. — Вы… вы…

— Что — я?

— Вы-спомнил, — наконец выговорил он, — Грры…горий Воронов — это я. Да. А тебе что надо?

— Я хотела узнать, где живет ваш отец. Ведь именно с ним живет ваш приемный сын, Сережа Воронов?

Мужик, похрустывая осколками бутылок, медленно поднимался с пола.

— А с чего это ты взяла… — пробормотал он, — а с чего это ты взяла, что он — приемный? Ты кто такая? Да я вас всех… да я…

Не сходя с места, я легко уклонилась от его рук и легонько ткнула ногой под коленную чашечку. Его ноги подломились, и несчастливый глава семейства Вороновых упал на пол.

— Ах ты…