Терехов Борис Владимирович

"Золотая миля" моей юности

"Золотая миля" моей юности

Я люблю этот город вязевый,

Пусть обрюзг он и пусть одрях.

Золотая дремотная Азия

Опочила на куполах.

А когда ночью светит месяц,

Когда светит... черт знает как!

Я иду, головою свесясь,

Переулком в знакомый кабак.

С. Есенин

"Да! Теперь решено. Без возврата"

Да! Мне необыкновенно повезло, что юность я провел в районе Москвы, называемый ныне Золотой Милей. Это условный квартал между улицами Остоженка и Пречистенская набережная, входящий по данным британского издания Wealth-Bulletin, в рейтинг десяти самых дорогих жилых улиц мира. (К слову, на Чертолье - начало Пречистенки и Остоженки - со времен опричнины Ивана Грозного селились служивые царские люди). Но в пору моей юности это было не так - квадратные метры в центральных московских районах стоили примерно одинаково. Мои родители поменяли две комнаты в коммунальных квартирах в Замоскворечье, на Полянке и Зацепе, на три маленькие комнатушки в коммуналке в Курсовом переулке.

Наш новый старый двухэтажный дом, построенный в 1808 году и не сгоревший во время знаменитого пожара 1812 года, выходил фасадом на Курсовой переулок, а тыльной частью на Кропоткинскую (ныне Пречистенскую) набережную. Дом был самой настоящей исторической достопримечательностью (другое дело, что треть, а то и больше, соседних домов были точно такими же). Старожилы говорили, что до Октябрьской революции в нем располагался полицейский околоток. Толстые стены двухэтажного дома, словно вросшего в землю, хранили зимой тепло, а летом - прохладу. В подвале, затопленном водой, обитали мелкие комарики, кусавшие жильцов в любое время года. С улицы, бывало, забегали мыши, а вот крысы мне, к счастью, не встречались. В доме еще водились рыжие и на удивление стойкие тараканы, вывести которых не удавалось никакими ядохимикатами.

***

Отступление. Помню, подходит ко мне как-то раз в казарме учебного отряда ВМФ один литовец.

- Смотри, Борь, я здесь у нас поймал жука, - говорит он таинственным голосом, разжимает кулак и показывает испуганного пруссака.

Нет, какой счастливый человек был этот литовец - дожил до восемнадцати лет и ни разу не видел таракана! Вообще странные они были ребята. Ели, к примеру, сырую картошку, когда мы ее чистили рано утром в огромном сыром подвале, а в столовой отказывались от гречневой каши - она же черная, презрительно кривились они. Но ничего - со временем очень даже к ней привыкли.

***

Хотя дались мне эти тараканы!..

Если миновать наш маленький дворик, отворить калитку глухого деревянного забора и выйти на набережную, то с левой стороны взгляд утыкался на Большой Каменный мост и Беклемишевскую, или Москворецкую башню Кремля, построенную в 1487--1488 годах итальянским архитектором Марком Фрязиным. Прямо же перед тобой, на другом берегу Москвы-реки, красовался театр Эстрады, входящий в комплекс зданий печального известного Дома на набережной (так хорошо описанного в одноименном романе Юрия Трифонова), или официальным языком - Дома Правительства. Немного правее располагались краснокирпичные корпуса фабрики Красный Октябрь и, когда ветер дул в нашем направлении, то воздух наполнялся волшебным липучим запахом шоколада. Далее, правее, следовала стрелка, но тогда Зураб Церетели не успел еще воздвигнуть на ней свой грандиозный монумент Петру I.

***

Отступление. Жить на набережной счастье, жить на набережной Москвы-реки - счастье вдвойне. Прежде всего, это вечная музыка - вступление к опере Хованщина "Рассвет над Москвой-рекой" Модеста Мусоргского. Это каждой весной завораживающее зрелище - ледоход. Это, в конце концов, поэт Иван Бездомный из романа М. Булгакова "Мастер и Маргарита". Цитата: "Сняв с себя одежду, Иван поручил ее какому-то приятному бородачу, курящему самокрутку возле рваной белой толстовки и расшнурованных стоптанных ботинок. Помахав руками, чтобы остыть, Иван ласточкой кинулся в воду. Дух перехватило у него, до того была холодна вода, и мелькнула даже мысль, что не удастся, пожалуй, выскочить на поверхность. Однако выскочить удалось, и, отдуваясь и фыркая, с круглыми от ужаса глазами, Иван Николаевич начал плавать в пахнущей нефтью черной воде меж изломанных зигзагов береговых фонарей".

***

"Опять освещенная магистраль - улица Кропоткина, потом переулок, потом Остоженка и еще переулок, унылый, гадкий и скупо освещенный". Речь в романе М. Булгакова, скорее всего, идет о моем родном Курсовом переулке. Но, естественно, тридцатых годов прошлого века.