Не следует преувеличивать также и значение финансово-податной системы, якобы введенной у нас татарами. Мы уже видели, что это не так. Наконец, сбор дани выполнялся татарскими чиновниками сравнительно недолго. Уже с конца XIII в. эта обязанность была возложена на русских князей. Они сами и по-своему должны были ее собирать и доставлять в Орду.
О том, как собиралась дань русскими князьями, у нас имеются некоторые данные XIII и XIV вв. Имею в виду уже цитированный выше ярлык хана Менгу-Тимура (1270–1276), где упоминаются «княжие писцы и поплужницы и таможницы»,[407]
и договорную грамоту 1388 г. великого князя Дмитрия Ивановича Донского с двоюродным братом Владимиром Андреевичем. Здесь читаем: «А коли ему слати свои данщикы в город и в станы, а тобе слати свои данщикы с моими вместе… А что данщикы сберут в городе, и в станех и в варях, тому ити в мою казну, а мне давати в выход…»[408]. Ясно обрисованы обязанности князей. Все они должны посылать своих данщиков, но собранные суммы сдаются в казну великого князя, который и является ответственным перед ханом за «выход».Размеры «выхода» не были устойчивыми. С.М. Соловьев думает, что русские князья предложили ханам большую сумму денег, чем та, которую доставляли численники,[409]
т. е., другими словами, русские князья взяли дань на откуп на выгодных для ханов условиях.Предположение более чем вероятное, так как сдача на откуп дани практиковалась ханом и раньше, только откупщиками первоначально были татары же. Под 1262 г. в Лаврентьевской летописи отмечен факт: «окупахуть бо ти оканьнии бесурмене дани и от того велику пагубу людем творяхуть, работяще резы и многы души крестьянскыя раздно ведоша», против чего и восстала народная масса в Ростове, Суздале и Ярославле[410]
.Но сумма дани менялась в зависимости от различных обстоятельств: то сами князья, конкурируя друг с другом из-за великого княжения, накидывали суммы, то ханы увеличивали эти суммы, руководствуясь разными соображениями.
Нам известны некоторые цифры. Великий князь Василий Дмитриевич платил «выход» в семь тысяч рублей, Нижегородское княжество — полторы тысячи рублей и т. п. Но этими суммами платежи ханам не исчерпывались. Приходилось платить иногда и особую чрезвычайную дань, которую князья брали со своих бояр.
Изменчивость размера дани оговаривалась в междукняжеских договорах: «а прибудет дани больше или меньше, взять по тому же расчету»[411]
.Не регулярно, но все же постоянно русские князья возили в Орду ханам и ханшам и их близким дорого стоящие подарки. Это тоже статья расхода, ложившаяся в конечном счете на плечи тех же плательщиков всяких даней, т. е. на крестьянство и городскую трудовую массу.
Отсюда делаются понятны жалобы этих плательщиков на тяжесть «выхода» и протест их, доходящий до вооруженных восстаний.
Мы уже видели восстание в Новгороде 1259 г. «Мятеж велик» поднялся в виде протеста против положения новгородцев в «число». Татарские баскаки испугались за свою жизнь и потребовали от князя Александра Невского охраны: «дай нам сторожи, ать не изобьют нас». «Чернь не хотеша дати числа», именно чернь, потому что она по опыту знала, чем кончается распределение денежных повинностей. Летописец новгородский тоже это знал и записал в своей летописи: «творяху бо бояре собе легко, а меншим зло».
Через несколько лет, в 1262 г., такая же история повторилась в Ростове, Суздале и Ярославле.
Составитель Лаврентьевской летописи совершенно открыто сочувствует восставшим. Он утверждает, что бог на стороне протестующих против «лютого томления бесурменьского». Бог «вложил ярость в сердца крестьянам, не терпяще насилья поганых». «Человеколюбец бог послуша моления материя, избави люди своя от великия беды». Собирались бурные веча и постановили изгнать откупщиков дани и «выгнаша из городов из Ростова, из Суждаля, из Ярославля».
В то время, когда народная масса выражала свой протест против нового гнета, пришедшего к ней вместе с татарской властью, боярство и князья помогали татарам, не без основания надеясь сохранить и упрочить таким путем свое привилегированное положение.
В описании новгородских событий 1259 г. это положение обрисовано совершенно четко: когда протестующий народ шумел — «умрем честно за св. Софию и за домы ангельские», «тогда, — пишет летописец, — издвоишася люди: кто добрых, тот по св. Софьи и по правой вере, и сотвориша супор». И новгородский летописец в данном случае сочувствует массам. Он восставших называет добрыми и противополагает их «вятшим», которые настаивали на покорности татарам и заставляли «ся яти меншим по число».
Князья, особенно крупные (которым соотношение сил между Русью и Золотой Ордой было яснее, чем кому-либо), понимали тяжесть положения, создавшегося до поры до времени для Руси.
В этом отношении особенно характерно поведение двух наиболее видных князей-современников — Александра Невского и Даниила Галицкого.