Золотая пыль

Я уловил теперь такую вот нотку и повернулся. Издавшая ее особа стояла на расстоянии вытянутой руки от меня. Она была высокой и стройной, свежей своей незрелостью напомнив мне первые весенние цветы в родном норфолкском лесу. Подобно цветку было и ее личико: удлиненное как бутон, со свежими лепестками юности, здоровья и благополучия. Самые озорные глаза в целом свете были устремлены на стоявшего рядом пожилого господина. Радостный, полный счастья взгляд невинной молодости. И все же за обличьем девушки мне открылась женщина. Я видел грациозную даму, знающую жизнь, но оставшуюся чистой, изучающую добро и зло с целью помнить только первое. Ибо познание добра и зла подобно вакцине, что провоцирует болезнь только в организме, подточенном уже скрытой болезнью.

– Идемте. – Джон Тернер взял меня под руку. – Похоже, никто больше не собирается забывать Ватерлоо.

Мы прошли несколько шагов. Потом я остановился.

– А что это за юная леди спускалась по ступенькам позади нас?

Джон обернулся через плечо и хрюкнул.

– Старик де Клериси и его дочка, – ответил он. – Одно из семейств слишком древних, чтобы идти в ногу со временем.

Мы прошли еще немного.

– Это шанс для вас, – прошептал мой спутник. – Ему требуется секретарь.

– Неужели? – воскликнул я, замерев. – Так представьте меня!

– Только не я.

– Почему?

– Не могу представлять человека, прибывшего из-за моря в ящике для пианино, – ответил банкир со смехом, заставившим меня вспомнить, что передо мной человек, имеющий в Париже положение, тогда как я всего лишь бродяга и никчемный прожигатель жизни.

– Тогда я представлюсь сам, – вырвалось у меня.

Джон Тернер пожал массивными плечами и зашагал дальше. Я же задержался и, выждав момент, повернулся.

Месье и Мадемуазель де Клериси неспешно приближались, и слишком много взглядов, выражающих нескрываемое восхищение, устремлялось на прелестную молодую девушку, которая счастливо не замечала их. Создавалось впечатление, что она лишь недавно покинула монастырь, потому как на лице ее играло сочетание простодушного румянца и белизны, а в глазах светилось неподдельное восхищение, совершенно неподобающее моменту. Что известно ей о Наполеоне I, и возрадовалась бы она за Францию, узнай хоть немного о черной пучине, в которую великий полководец вверг эту страну?

Я стал прокладывать путь через толпу, не задумываясь над тем, что делаю. Я бежал от кредиторов, это верно, но не нуждался в работе ради куска хлеба. Среди Говардов трудиться не было принято, хотя многие из моих предков, насколько мог я судить по домашнему собранию семейных портретов, проявляли недюжинную храбрость и настойчивость, сражаясь за правое, да и за неправое дело.

Толпа был отлично вымуштрована и как следствие с холодом и враждебностью встречала любого, идущего против нее. Но мне удалось пробиться к месье де Клериси и коснуться его руки. Старик стремительно обернулся, как человек, имеющий не только друзей, но и врагов, и удостоил меня благосклонного взгляда, не переменившегося даже когда выяснилось, что перед ним незнакомец.

– Месье де Клериси? – спросил я.

Отвечая на мой поклон, он вперил в меня добрые, близорукие глаза.

– Вы не ошиблись. Чем могу быть полезен, сударь мой?

Голос у него был высокий и тонкий, почти детский, и я поежился при мысли, что особа столь чистая и неопытная, как Мадемуазель де Клериси, вынуждена выходить в свет, не имея лучшей защиты, чем этот пожилой господин.

– Простите за беспокойство, но до меня дошли слухи, что вы ищите секретаря. Я всего лишь прошу разрешения заглянуть к вам и переговорить насчет этой должности.

– Однако, mon grand monsieur[28], – с умилительной комичностью воскликнул он, жестом отдавая должное моему росту и крепкому сложению жителя восточных графств. – Сейчас не время говорить о делах. Сегодня все предаются удовольствиям.

– Не все, месье, кое-кто очень даже занят, – возразил я, вручая ему свою карточку, которую де Клериси поднес к глазам на манер человека, уже давно не полагающегося на остроту зрения.

– Какая решимость! – воскликнул он со снисходительностью старика к молодости. – Mon Dieu![29] Эти англичане теперь наши союзники! – Потом помолчал немного. – Ну ладно, если месье так настаивает, я буду к вашим услугам завтра с десяти утра.

Де Клериси нырнул в карман и церемонно вручил мне визитку. Какое удовольствие было встретить в Париже 1869 года такого вот человека – наивного, скромного, напрочь лишенного агрессивной потребности самоутверждаться, столь свойственной французам накануне войны. С того момента как я, при обстоятельствах, столь потешивших Джона Тернера, прибыл в столицу, меня так и подмывало съездить по физиономии каждому второму фланеру[30] из встречавшихся во время прогулки по бульвару.

Я снова присоединился к своему английскому другу, дожидавшемуся меня там, где я его оставил. Банкир поглядывал по сторонам с величавой, добродушной снисходительностью.

– Ну как, достигли желаемого? – спросил он.

– Нет, но я намереваюсь быть завтра в десять утра у этого господина и решить вопрос.