Золотая пыль

Манеры пожилого француза взывали к тому, что придется обозвать моей совестью – капризной машине, признаюсь, не охотно запускающейся и быстро выходящей из строя. Забавное приключение с примесью чертовщинки ссохлось вдруг до размеров нелепой шутки. Мне вдруг подумалось, что бессовестно играть вот так на невинности молодой девушки и простодушии старика. Невинность – самый надежный щит в мире.

– Месье, – начал я, повинуясь порыву, – у меня нет качеств, которые обычно ищут в секретарях. Я получил образование в Итоне и Кембридже. Если от вашего секретаря требуется прямо пущенный мяч или хороший гребок веслом – я тот, кто вам нужен. Но больше я вряд ли на что пригоден. У меня образование обычного английского джентльмена: я достаточно знаю латынь, чтобы переврать эпитафию или девиз, и ровно столько греческого, чтобы не причинить вреда здоровью. Зато отлично владею французским, с которым освоился в Женеве, куда отец отправил меня, после того как я… Ну, был отослан из Кембриджа. Опять же, у меня нелады с родителем. Мы ссоримся каждый год, в конце охотничьего сезона. Но на этот раз все серьезно. Мне приходится самому прокладывать себе путь в мире. Я из тех, месье, кого называют никчемными субъектами.

Снисхождение, с которым выслушана была моя сбивчивая исповедь, только усилило внутренние терзания. Когда начинаешь говорить правду, самое плохое в том, что потом трудно остановиться. Но не мог ведь я признаться, что влюбился в оттенок голоса его дочери, в свет ее глаз – я, человек, ни разу не испытывавший к женщине серьезных чувств! Он просто счел бы меня сумасшедшим.

Честно говоря, мне во многом не хотелось бы признаваться виконту. К примеру, про распрю с отцом, причиной коей стал мой отказ жениться на Изабелле Гейерсон – молодой леди с обширными поместьями и состоянием в восемьдесят тысяч фунтов. Я просто сообщил месье, что наши с Говардом-старшим мнения разошлись по денежному вопросу. Разве не применимо это к большинству браков, устроенных любящими родителями? Пожилой джентльмен терпеливо слушал, а когда я частично облегчил душу, просто кивнул.

– Я не получил ответа на свой вопрос, mon ami[36]. Многое ли вам известно о французской политике?

– Абсолютно ничего, – честно признался я. И полагал, что подписал себе приговор.

Господин де Клериси откинулся в кресле и пожал плечами.

– Что ж, быть может, это и не имеет значения, – пробормотал он скорее сам себе. Потом приязненно посмотрел на меня и продолжил обычным тоном: – Знаете ли, месье, вы мне нравитесь. Не примите мои слова за дерзость, ибо я человек пожилой, а вы юный. Вы понравились мне сразу, стоило мне увидеть вас вчера. Обязанности, возлагаемые на моего секретаря, легки. По большей части они сводятся к необходимости быть поблизости на случай, если вы мне понадобитесь. У меня есть небольшие имения на юге, в Бурбоннэ и в окрестностях Орлеана. Необходимо поддерживать переписку с моими агентами, а также навещать поместья, если возникнет вопрос, который управляющим не по силам окажется разрешить самим.

В течение некоторого времени виконт знакомил меня с обязанностями, выглядевшими на удивление необременительными. По временам он, правда, делал паузу, словно подыскивая, как расширить перечень за счет какой-нибудь пустячной работы, касающейся дома.

– Мадам виконтесса также будет рада положиться на ваши услуги, – добавил де Клериси.

Вот так я узнал о существовании этой госпожи. Позже я не раз ловил себя на мысли, что в этом разговоре мы по молчаливому согласию обходили вопрос, возникающий в таких делах первым, – о размере жалованья, уплачиваемого хозяином своему работнику.

– Я также требую от вас, – подвел он наконец черту, – жить в Отеле де Клериси во время моего пребывания в Париже.

За несколько лет до того, во время охотничьей экспедиции в Африку, я всю ночь и большую часть дня шел по следу льва. И нагнав-таки добычу, увидел перед собой старого, больного, полуслепого зверя. Никогда не забыть мне чувства, овладевшего мной в ту минуту. Подобное ощущение охватило меня и теперь, когда мне предложили жить под одним кровом с Мадемуазель де Клериси: стыд охотника, избравшего не способную постоять за себя жертву.

– Вы колеблетесь, – заметил виконт. – Но боюсь, это непременное условие. Вы всегда должны быть у меня под рукой.

Глава III

Мадам

En paroles ou en actions, être discret, c’est s’abstenir[37].

Полагаю, читателю прекрасно известен обычный исход стычки со своей совестью. В ряде поворотных моментов пестрой моей карьеры я сходился с совестью лицом к лицу, и вынужден признать, что победа редко оставалась за этим призрачным стражем.

Облагодетельствовав меня своим ультиматумом, виконт стал ждать. Я подумал о присутствии в этом старом доме Мадемуазель де Клериси. Кто я такой, чтобы поворачиваться спиной к подарку, который посылают мне боги? Терпеть не могу малодушных, что то и дело оглядываются назад, вступив на незнакомую дорогу.

– Как будет угодно месье, – ответил я.