Читаем Золотая пыль полностью

Виконт де Клериси известил меня письмом, что место останется за мной на неопределенный период времени, но в то же время скорейшее мое возвращение послужит для него источником бесконечного облегчения. Это, наверняка, было просто выражение любезности со стороны виконта, потому как я не думал, что мое отсутствие хоть как-то сказывается на делах.

Проведя в пути всю ночь, я прибыл на улицу Пальмье в девять утра и, как обычно, сел пить кофе в своем кабинете. В десять пожаловал месье де Клериси, который был очень добр, выразив одновременно соболезнования по поводу моей утраты и радость по поводу моего возвращения. Я поблагодарил его.

– Однако вынужден сообщить, – добавил я, – что оставляю свою должность.

– Оставляете? – воскликнул пожилой джентльмен. – Mon Dieu! Не может быть и речи! Как вы могли до такого додуматься!

– Какой из меня секретарь? У меня никогда не было ни склонности к подобной работе, ни возможности выучиться ей.

Виконт задумчиво посмотрел на меня.

– Но вы – именно то, что мне надо: ответственный человек, а не машина.

– Ба, – пожал я плечами. – То, чем мы с вами занимаемся, способен делать каждый. Зачем я нужен? Я ничего не сделал, только написал несколько писем да напугал горстку провансальских фермеров.

Месье де Клериси многозначительно прокашлялся.

– Дорогой мой Говард, – заговорил он, проверив, прикрыта ли дверь. – Я старею. Мне по силам справляться со своими делами только когда все спокойно и в порядке. Скажите мне, как мужчина мужчине: всегда ли будет все спокойно и в порядке? Вам не хуже меня известно, что император болен и уже не поправится. Императрица? О да, это умная женщина. И волевая. Не всякая совершит путешествие в Египет, чтобы открыть Суэцкий канал и превратить эту затею во французское предприятие[54]. Но найдется ли случай, чтобы женщина успешно правила Францией, будь то из будуара или с трона? Загляните в историю, дорогой Говард, и скажите, чем неизменно заканчивались женские правления?

В первый раз патрон упоминал в моем присутствии имена политиков, либо признавал их влияние на жизнь частных персон во Франции. Отец его был в эмиграции, сам виконт родился на чужбине. Семейный престиж рода представлял тень былого, поэтому я считал эту тему болезненной и лежащей вне сферы моих интересов.

Виконт сел за мой стол. Что до меня, то я давно уже располагался на сиденье у окна и глядел в сад. Там Люсиль распекала садовника. По лицу девушки я мог уловить содержание разговора. Ей, видимо, хотелось получить что-то не по сезону, с женщинами часто такое бывает. Мужчина оправдывался, показывая граблями на небо. В комнате, называвшейся моим кабинетом, повисла тишина.

– Мне сдается, mon ami, – сказал наконец мой собеседник, – что есть и иная причина.

– Да, есть, – честно признался я.

Я не повернулся, продолжая наблюдать за Люсиль. Виконт сидел молча, ожидая, надо полагать, объяснений. Не дождавшись, он несколько вспыльчиво, как показалось мне, буркнул.

– И причина эта в саду, друг мой, и ваш взгляд устремлен на нее?

– Да. Она выговаривает садовнику. И думается, лучше мне покинуть Отель де Клериси, господин виконт.

Старик медленно поднялся и подошел к окну, встав позади меня.

– О-ля-ля! – пробормотал он в своей причудливой манере. Восклицание это явно не служило комплиментом в мою честь, потому как наши соседи через Ла-Манш употребляют его исключительно для обозначения несчастья.

Мы смотрели на Люсиль, стоящую среди хризантем, и румянец и белизна ее лица не уступала свежестью цветам.

– Но это же дитя, друг мой, – произнес виконт со снисходительной улыбкой.

– Да, мне стоило быть осторожнее, согласен, – ответил я, направляясь к письменному столу. Из уст моих вырвался невеселый смех. Я сел и погрузился в работу. Так или иначе, совесть моя на время успокоилась – если виконт вынудит меня остаться, то пусть пеняет на себя.

Окно было открыто. Прародитель зла подтолкнул Люсиль именно в этот момент завести одну из своих глупых провансальских песенок, и чернила высохли на моем пере.

Молчание нарушил виконт.

– Дамы на зиму уезжают в Драгиньян, что в Варе. В любом случае, вы останьтесь до их возвращения.

– Никак не пойму, зачем я вам понадобился?

– Стариковская прихоть, mon cher[55]. Вы ведь не бросите меня?

– Нет.

Глава VII

В Провансе

Autant d’amoureux, autant d’amours;

chacun aime comme il est[56].

Шато Ла-Полин находится в изголовье долины реки Нартюби, в департаменте Вар, в месте, откуда открывается вид на Драгиньян, административный центр этой области Франции. Ла-Полин и окрестные земли образовывали приданое виконтессы де Клериси, а продукция, собираемая с горных террас оных, составляла немалую долю семейного дохода.

Перейти на страницу:

Все книги серии Серия исторических романов

Андрей Рублёв, инок
Андрей Рублёв, инок

1410 год. Только что над Русью пронеслась очередная татарская гроза – разорительное нашествие темника Едигея. К тому же никак не успокоятся суздальско-нижегородские князья, лишенные своих владений: наводят на русские города татар, мстят. Зреет и распря в московском княжеском роду между великим князем Василием I и его братом, удельным звенигородским владетелем Юрием Дмитриевичем. И даже неоязыческая оппозиция в гибнущей Византийской империи решает использовать Русь в своих политических интересах, которые отнюдь не совпадают с планами Москвы по собиранию русских земель.Среди этих сумятиц, заговоров, интриг и кровавых бед в городах Московского княжества работают прославленные иконописцы – монах Андрей Рублёв и Феофан Гречин. А перед московским и звенигородским князьями стоит задача – возродить сожженный татарами монастырь Сергия Радонежского, 30 лет назад благословившего Русь на борьбу с ордынцами. По княжескому заказу иконник Андрей после многих испытаний и духовных подвигов создает для Сергиевой обители свои самые известные, вершинные творения – Звенигородский чин и удивительный, небывалый прежде на Руси образ Святой Троицы.

Наталья Валерьевна Иртенина

Проза / Историческая проза

Похожие книги