Читаем Золотая пыль полностью

– Поедете сейчас со мной? Хочу показать вам состояние Парижа: настроение жителей, их помыслы. Никогда не мешает побольше узнать о… о народе. Придет день, и простые люди будут править миром!

– Причем чертовски дурно, – заметил я, складывая бумаги.

«Мы вернемся поздно», – бросил виконт слуге, державшему дверь экипажа. Еще когда я сидел в кабинете, погрузившись в свои мысли, до меня донесся стук копыт по двору и позвякиванье лошадиной сбруи, но я не обратил внимания, зная, что виконт частенько выезжает по вечерам. За время нашей молчаливой прогулки я подметил, что мы ни разу не пересекли Сену. У реки два берега, как у улицы – две стороны, и, как правило, одна из них всегда в тени. И наши сегодняшние дела влекли нас как раз к затененной половине.

– Вы понимаете, что сейчас пришло время болтунов: рошфоров, пиа и прочих парней с легкими, как кузнечные мехи[59], – сказал виконт, когда мы стали подниматься по узкой лестнице тихого дома, расположенного по соседству с большими винными складами, что примыкают к Саду растений[60]. – Mon Dieu, что за сброд! Но мехи способны взорваться и наделать бед. За этими господами надо следить в оба.

И действительно, республиканизм в те дни просто витал в воздухе. А разве не доказывает история, что те, кто громче всех выступает за власть народа, думают только о том, как бы прибрать эту власть к рукам, ничего не дав взамен? Самый ярый республиканец – это человек, которому нечего терять, но который много может выиграть от общественных нестроений.

Поэтому я не удивился, оказавшись в комнате, полной скверных шляп и нечесаных голов. Чей-то голос озвучивал их требования. Но я про себя решил, что больше всего им требуется помыться.

Комната была большая, с низким потолком, и ее размеры казались больше истинных из-за густого облака табачного дыма и винных паров. Виконт, человек коренастый, как я упоминал, проскользнул тихо. Мне, верзиле, повезло меньше. Я обратил внимание, что мое появление не осталось незамеченным с платформы, где в рядок, словно «Менестрели Кристи»[61], расселись патриоты, демонстрируя собравшимся свои башмаки. Если говорить о последних, то чистильщику обуви представилось бы широкое поле для деятельности. Виконт скользнул в толпу буквально в нескольких ярдах от меня, и плечи соотечественников совершенно скрыли его из виду. Мне спрятаться среди соседей не представлялось возможным, потому как настоящий социалист – человек неприметный и худосочный, который пытается добрать лишнюю пару дюймов роста, отращивая пышную шевелюру на голове.

Один из таких стоял сейчас на помосте, извергая на слушателей очередной пассаж из своего кровожадного символа веры. Глаза его остановились на мне.

– О, тут у нас новый последователь! – вскричал оратор. – И какой крепкий! Un grand gaillard[62], братья, способный нанести могучий удар во имя свободы, равенства и братства. Скажи, брат, ты с нами? Да или нет?

– Только при условии, что ты откроешь тут форточки, – ответил я.

Французская толпа всегда отзывчива на кровопролитие и на шутку. Республика вмиг была забыта, когда все взоры обратились к сидевшему за окном коту, громко выкрикивавшему единственное слово, которым наделила его природа. Народ покатился со смеху, и оратор почел за лучшее оставить меня в покое. Я воспользовался обстоятельствами, чтобы оглядеться, и убедился в своих предположениях. Во всем мире не найти человека менее стоящего, чем парижский vaurien[63]

, а собравшиеся здесь людишки представляли собой типичные образцы этих отбросов общества.

Бесцельно проведя в этой компании некоторое время, я обнаружил, что кто-то сунул мне в руку записку.

«Следуйте за мной, но не сразу», – прочел я на клочке бумаги и сунул его в карман. Стараясь не привлекать излишнего внимания, я заметил, как виконт пробирается к двери, наполовину задрапированной грязной занавесью. Дверь была другая, не та, через которую мы вошли. Выдержав паузу, я последовал за патроном. Никто меня не задержал. Один из патриотов на возвышении проводил меня понимающим взглядом и, когда я, подойдя к двери, посмотрел на него, напутственно кивнул.

Я оказался в темном коридоре, а виконт, тихо засмеявшись, взял меня под руку.

– Все, что творится там, – кивнул он в сторону двери, – чисто для отвода глаз. Там эти господа только болтают. А действуют они во внутренней комнате. Идемте со мной. Осторожно, мой дорогой Говард, здесь две ступеньки. Сейчас вы увидите людей, – господин де Клериси помедлил, положив пальцы на дверную ручку, – которые будут править Францией после того, как император умрет или будет свергнут.

Перейти на страницу:

Все книги серии Серия исторических романов

Андрей Рублёв, инок
Андрей Рублёв, инок

1410 год. Только что над Русью пронеслась очередная татарская гроза – разорительное нашествие темника Едигея. К тому же никак не успокоятся суздальско-нижегородские князья, лишенные своих владений: наводят на русские города татар, мстят. Зреет и распря в московском княжеском роду между великим князем Василием I и его братом, удельным звенигородским владетелем Юрием Дмитриевичем. И даже неоязыческая оппозиция в гибнущей Византийской империи решает использовать Русь в своих политических интересах, которые отнюдь не совпадают с планами Москвы по собиранию русских земель.Среди этих сумятиц, заговоров, интриг и кровавых бед в городах Московского княжества работают прославленные иконописцы – монах Андрей Рублёв и Феофан Гречин. А перед московским и звенигородским князьями стоит задача – возродить сожженный татарами монастырь Сергия Радонежского, 30 лет назад благословившего Русь на борьбу с ордынцами. По княжескому заказу иконник Андрей после многих испытаний и духовных подвигов создает для Сергиевой обители свои самые известные, вершинные творения – Звенигородский чин и удивительный, небывалый прежде на Руси образ Святой Троицы.

Наталья Валерьевна Иртенина

Проза / Историческая проза

Похожие книги