Золотая тень Кадыкчана

Ей были ведомы слова, которые заставляли улыбаться, самые простые слова, которые примиряли с жизнью. Ночью она окутывала меня своей нежностью. А утром, уходя на работу, я любовался трепетом её пробуждающихся ресниц и пушистым облаком волос, нежным овалом лица, стройным изящным телом.

Куда бы ни забрасывала меня жизнь, как бы она ни менялась, это всегда было во мне, где-то глубоко в сердце, в самом тихом уголке души.

Боевое братство

В Берлине я вступил в отряд сопротивления. Через несколько дней после того, как я поселился у доктора, за мной пришёл человек, которого прислала Людмила. Он меня увёл и познакомил с моими будущими товарищами по оружию. В отряде были: француз, венгр, немец, поляк, чех и представители других национальностей. Всего человек двадцать. Я был единственным русским.

Я по-прежнему жил у доктора, иногда помогал ему вести приём больных, но по первому зову являлся в указанное место, шёл на задание.

Мне надо было прежде всего вновь обрести источник духовных сил, который я утратил в плену. Я хотел, я надеялся возродиться. Я ощутил свою общность с друзьями по оружию. Наша борьба связывала нас воедино, и поэтому мы чувствовали своё братство.

Кроме того, каждый из нас был человеком своей родины, своего ремесла, своей духовной культуры. Мы сражались за Человека против его врагов.

Мы все были заодно, как команда одного корабля. Пережитые испытания связали нас навсегда. Я много думал, размышлял в тот период своей жизни. В мире нет ничего драгоценнее уз, соединяющих человека с человеком.

Я часто обращался мыслями к своей семье. Во мне возникла потребность построить жизнь тех, кто был мне нужен, более прочно и надежно, чем сложилась моя собственная. Чтобы знать, куда вернуться, чтобы самому быть. В них умещалась и через них жила во мне моя страна. Мой путь был определён. Чтобы быть, нужно принять на себя ответственность. Я принял её на себя, я выбрал свой путь, и это было главное.

Сейчас я вспоминал всё это. И мне было жаль нас обоих, особенно Юлю. Ну как я сообщу ей, что снова на Колыме?! Только теперь не «враг народа», а «предатель Родины».

* * *

Я решил не тревожить жену. Пусть устраивает свою жизнь. Мы не виделись уже восемь лет, она ничего не знала обо мне. Ещё десять мне предстояло прожить здесь ссыльным переселенцем. Зачем наносить ей новую травму? Была женой врага народа, сейчас станет женой предателя.

Я вспомнил следственную тюрьму, унизительные допросы, сильнейшее нравственное потрясение. Слава богу, в этот раз такого не было. Меня никто не бил, не пытал. Но я всё равно чувствовал себя униженным, неполноценным человеком. Я не предавал родину. Я отдавал свои силы её освобождению от врагов, её победе. Но не было свидетелей, а сам я не мог предположить, что мой рассказ о плене вызовет подобные последствия. С другой стороны, когда я увидел окружение, то понял, что контрольно-фильтрационные пункты были нужны.

* * *

Я радовался уже тому, что нахожусь не за границей, а на своей земле. Послевоенная Колыма очень быстро менялась. На шахтах и приисках требовалась рабочая сила. С материка приехало много разного народа, вербовалась на Север молодёжь. Приехало много женщин, которых здесь критически не хватало. Мужчинам нужны были жёны. Истосковавшиеся за войну мужики хотели иметь семью. Поэтому девушек-комсомолок, завербовавшихся осваивать Север, расхватывали в считанные дни. К семейным приезжали их жёны, дети. Посёлки росли как на дрожжах.

Я приглядывался к жителям, но друзей заводить боялся.

Боялся женщин и не хотел с ними общаться. Слишком тяжелы были раны. За жену Юлю болело сердце. Бедная, дорогая моя! Какие страдания выпали на её долю в связи с тем, что она была женой «врага народа»! Одна, без мужа, должна растить детей. А теперь была бы еще женой «изменника родины». Нет, не хотел я для неё такого.

Люську я видел последний раз в Германии. Она выручила меня из лагеря для военнопленных. Я благодарен ей. Но самолюбие моё страдало. Я видел и чувствовал, что своего Берга она любила. А со мной у неё было просто приключение.

И, наконец, Лиза. Столько нежности, преданности, самопожертвования. Нелепая смерть. Гибель неродившегося ребёнка. Эта рана не заживала.