Читаем Золотая тетрадь полностью

— Что мне по-настоящему интересно, так это то, что есть такие люди, как, например, ты, которые искренне верят, будто этот мир можно изменить.

Весь вечер мы танцевали и выпивали. Все мы отправились спать очень поздно. Вилли и я ложились спать в дурном расположении духа, сильно недовольные друг другом. Он злился, потому что Джордж снова начал изливать нам душу и без конца говорил о своих проблемах. Джордж его утомил. Он сказал:

— Похоже, вы с Полом прекрасно ладите.

В течение последних шести месяцев он в любой момент имел все основания для того, чтобы это сказать. Я ответила:

— И ровно то же самое можно сказать о вас с Мэрироуз.

Мы уже были в постели, точнее, каждый — в своей постели. Вилли держал в руках какую-то книгу о ранних этапах развития социализма в Германии. Он сидел в своей постели, весь его ум сосредоточился за сверкающими стеклами очков, и размышлял, стоит ли затевать ссору. Думаю, он решил, что все это выльется всего-навсего в наш ставший привычным спор о Джордже… «Слезливая сентиментальность» vs.«догматический бюрократизм». Или, может быть, — поскольку Вилли был человеком невероятно нечувствительным в отношении собственных побуждений и мотивов — он искренне верил, что его возмущали мои отношения с Полом. А может, они и вправду его возмущали. В те времена, если он меня этим попрекал, я неизменно отвечала: «Мэрироуз». Если бы меня упрекнули в этом сейчас, я бы сказала, что в глубине души каждая женщина верит, что, если мужчина ее не удовлетворяет, она имеет право уйти к другому. Это ее первая и самая сильная мысль, независимо от того, как она может видоизменить и смягчить ее позже, исходя из рациональных соображений или из жалости. Но мы с Вилли расходились из-за секса. И что? Я пишу это и думаю, как, должно быть, была сильна эта наша битва, состоявшая из споров и полная различных аргументов, если даже сейчас я, инстинктивно и абсолютно в силу привычки, оцениваю ее в таких терминах, как «прав» и «не прав». Глупо. Это всегда глупо.

В ту ночь мы не ссорились. Через мгновение он завел свой одинокий напев: «Ох, у акулы есть страшные зубы…», а потом взял книгу и стал читать, а я заснула.

На другой день дурное настроение, как ветрянка, перекинулось на всех обитателей отеля. Джун Бутби ходила на танцы со своим женихом и вернулась только утром. Мистер Бутби накричал на свою дочь, когда она вернулась, а миссис Бутби разрыдалась. Слухи о скандале с Джексоном распространились среди прислуги. Официанты со всеми нами общались очень угрюмо на протяжении всего обеда. Джексон, согласно букве закона, отправился отдыхать ровно в три, оставив миссис Бутби одну готовить еду для вечеринки, а Джун не стала помогать матери, потому что та накануне ее обидела. Не пошли помогать и мы. Мы слышали, как Джун кричала: «Если бы ты не была такой противной, ты бы наняла еще одного повара в помощь Джексону, вместо того чтобы строить из себя мученицу ради экономии в пять фунтов в месяц». У миссис Бутби были красные глаза, и снова на лице ее отражалось безумное смятение чувств, и она всюду ходила за Джун и спорила с ней. Потому что, конечно же, она не была противной. Пять фунтов были для Бутби мизерной суммой; и я полагаю, что причина, по которой она не нанимала еще одного повара, заключалась в том, что она была не против поработать в два раза больше обычного и считала, что у Джексона не было никаких причин относиться к этому иначе, чем относилась она.

Миссис Бутби пошла к себе домой полежать. Стэнли Летт сидел на веранде с миссис Лэттимор. Чай в отеле подавали в четыре часа, это делал официант, но у миссис Лэттимор болела голова, и она хотела черного кофе. Я думаю, у нее вышли какие-то неприятности с мужем, но мы уже настолько привыкли ко всем его любезностям, что все это было для нас в порядке вещей, и мы поначалу не придали этому никакого значения. Стэнли Летт пошел на кухню, чтобы попросить официанта приготовить кофе, но кофе был убран, а у Джексона, надежного семейного кладовщика, хранились ключи от шкафчика с припасами. Стэнли Летт отправился в домик Джексона, чтобы взять ключи. Я не думаю, что ему могло прийти на ум, что, учитывая сложившиеся обстоятельства, это могло быть воспринято как бестактность. Он просто, как это было ему свойственно, «организовывал» поставку припасов. Джексон, которому Стэнли нравился по той причине, что военно-воздушные силы ассоциировались у него с человечным к нему отношением, покинул свой домик, чтобы отпереть шкафчик и сварить черный кофе для миссис Лэттимор. Миссис Бутби, должно быть, все это видела из окон своей спальни, и теперь она тоже вышла и сказала Джексону, что, если он еще хоть раз сделает нечто подобное, она его уволит. Стэнли попытался ее успокоить, но у него ничего не вышло, она была как одержимая, и мужу пришлось увести ее домой, чтобы она снова прилегла и отдохнула.

Джордж подошел к нам с Вилли и сказал:

— Вы понимаете, что произойдет, если Джексона уволят? На дно пойдет вся семья.

— Ты имеешь в виду, что ты пойдешь на дно, — уточнил Вилли.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза