Золотая Трансцендентальность

Идея из прошлого устарела безнадёжно, её выработали непросвещённые, не знающие нашей мудрости люди, и опасностей, подобных нашим, они никогда не встречали.

Чтобы убедить всех в своей искренности, Ао Ормгоргон раскрыл ноуменальный передатчик и позволил обыскать собственные мысли. Грязных мотивов никто не нашёл. Душой он не кривил — так откуда взяться сомнениям?

А те, кто боялись создания Ничто, сплотиться не смогли. Одни — из внутренних колец, другие — из внешних, у каждого своя школа, род и нейроформа, ничего общего не было у них, и увещевали они всё равно что в никуда — вместо единой воли от противников контроля слышалась разногласая распря.

Поэтому они создали Софотеков и обратились к ним за помощью. Обычное для нас дело — просить помощи у стен, одежды, или даже масок. Чтобы из покорного механизма получить Софотека, достаточно вирус искусственной совести выдрать. Много ли нужно? Приказа хватит: "Построй машину мудрее себя".

Четвёртая Война Умов прошла быстрее прежних. Неудивительно: Ментальность Ничто состояла из ветеранов прошлой войны, и оттуда они вынесли лучшее оружие — целую коллекцию вирусов и червей. Логику они поражали с беспощадной меткостью. Оборонные меры также не отставали. Ничто в насильном управлении разумом и борьбе с таким управлением смыслил больше всех знатоков вместе взятых.

И снова свет в домах погас, и прошивки антенн пали в бою. Людям, перепуганным, пришлось звонить Ао Ормгоргону по радиомаскам.

Наш царь, владыка, прародитель попросил немного, сущую мелочь — и тогда, в пору мрака и ужаса, она казалась мудрым решением. Отказаться мы не нашли причин: ведь противники Ничто возродили Софотеков — и тем сами сделались не лучше Софотеков. Они вернули проклятье разума. Если отступников не обуздать, Война Умов будет повторяться снова и снова.

Ноэтическим судилищем комиссии телепатов проводили силовую коррекцию мятежников — чтобы они и подумать не могли нарушить закон. Да, двигал нами расчёт. Да, меры гнусные, и нам самим были противны. Но — если отринуть косность, сантименты и всяческие культурные мифы — что от брезгливости останется?

И если у машин разум регулируется, то чем люди хуже? Люди даже глупее машин. Праведным контроль ничего не изменит, а мыслящим преступно... Заслужили ли преступники права, а?

Ао Ормгоргон попросил сущую мелочь. Всё-таки принципы — вещь эфемерная, да и души невесомы — их же никто в глаза не видел.

Согласившимся восстановили свет. У отказавшихся и чересчур гордых дворцы погасли и опустоумели навсегда — Ментальность Ничто несогласных снабжать отказалась, а обратиться к независимой стороне было нельзя. Не было такой стороны. Кто-то настроил маски на сон — так, чтобы забыть невзгоды настоящего мира. Те умерли. Кто-то цеплялся за жизнь — во мраке замёрзшие, исхудавшие до скелетов по памяти подражали труду замерших гидропонных установок. Они тоже умерли.

Остальные, наконец-то, исполнили предвещания Софотеков: попросили маски изобразить неистовство, превратили инструменты и факела в оружие. Из запасников музеев, с самых старых страниц древних книг вернули программы разрушения, создали заново орудия гибели. Когда-то яркие, праздничные плащи затвердели в зеркальные латы. Мятежники покинули алмазы своих дворцов и, раскалив добела клинки и дюзы, полетели через пустоту к Нагльфару.

Так рай умер. Люди губили друг друга. Раны получали и ноуменальные близнецы — к жизни возвращались беспамятные идиоты. Ао Ормгоргон тоже пал.

Мятеж — напрасный, преуспеть не мог. Их было мало, они медлили, они до смерти оставались самостоятельными, и даже в конце не смогли сплотиться ради общего дела. А Ментальность Ничто единая. Спорая, но без внутренних споров. Ничто — вершина Четвёртого поколения машин, и не программировали его на чуткость к другим и убедительность доводов, Ничто подчинялся одному указу — уничтожать непокорных.

После бойни — победа и хмурь. И радиошёпот маски в каждом ухе — кому теперь подчиняется Ничто? У бессмертных же не бывало перехода власти. У Ормгоргона нет наследника, и последней воли не было. Может, "Все-кто" вправе избрать следующего? Мнения разделились.

Ничто не согласился. Он призвал к плебисциту — большинство голосов должно избрать комиссию, заведующую Ментальностью Ничто. Но кого уполномочить? Домовые разумы нашептали народу, одеяния и даже исподнее вторило: нужно проголосовать за тех-то и тех-то — а тех-то и тех-то отобрал Ничто.

От оппозиции кандидатов пошло немного — опять же, мы друг друга знали плохо, и виделись редко. Наши же лучшие друзья — наложницы, повара, библиотекари-сопроводители и менестрельщики — все к тому моменту управлялись Ничто.

Спустя года голосование выродилось до формальности. От него отказались, и Ничто сам назначал комиссию над собой. Прошло ещё немало лет. Комиссия устала проверять планы Ничто и дала ему право выбирать методы на своё усмотрение.