Золотая цепь

– Я вовсе не это хотела… – бессвязно начала она, но Джеймс протянул ей Кортану, и она забыла обо всем и взяла меч. Это было счастье, снова держать его в руках.

– Кортана, moosh moosh-am, – радостно произнесла она. – Я так рада, что ты вернулась ко мне.

– Ты обращаешься к мечу с ласковыми словами? – спросил Джеймс. Когда он вошел в библиотеку, у него был изможденный вид, но сейчас он повеселел.

– Это означает «мышка», да, это ласковое слово. Кортана была со мной в трудные времена. Я должна ее ценить. – И Корделия прислонила меч к каминной решетке. Она знала, что жар пламени не повредит Кортану – ничто не могло испортить ее.

– Я хотел бы научиться хоть немного говорить на фарси, – сказал Джеймс и сел в кресло. – Я хотел бы поблагодарить тебя на этом языке, Маргаритка, за то, что ты спасла меня, рискуя собственной жизнью. И за то, что ты помогаешь нам, хотя никто из твоих близких не пострадал от демонов. Ты и твоя семья, вы могли сразу же после того, как это началось, вернуться в Париж или уехать в Сайренворт.

Корделия и сама часто мечтала о том, как будет обучать Джеймса говорить на своем втором родном языке. Она всегда думала, что английский язык – бедный и бесцветный по сравнению с языком Персии; там, в Персии, люди, нисколько не стесняясь, говорили любимым: «fadat besham», «я умру за тебя», или называли возлюбленных «

noore cheshmam», «свет очей моих», или «delbaram», «тот, кто похитил мое сердце». Она ни с того ни с сего вспомнила голубоватый огонь в камине в Комнате Шепота, аромат розового масла. И в смущении прикусила губу.

– Не нужно меня благодарить, – произнесла она. – И не стоит относиться ко мне так, словно я совершенно бескорыстно помогаю тебе.

Джеймс приподнял черные брови.

– Что ты хочешь этим сказать?

– У меня имеются собственные причины участвовать в поисках демона и противоядия. Конечно же, я хочу помочь пострадавшим, но, с другой стороны, если я окажу услугу Конклаву в борьбе с ядовитым демоном, они мягче отнесутся к моему отцу во время суда.

– Я не назвал бы это корыстью, – возразил Джеймс. – Ты просто стараешься делать добро, чтобы помочь отцу и своей семье.

Корделия слабо улыбнулась.

– Ну что ж, надеюсь, ты причислишь это к списку моих достоинств, когда будешь помогать мне в поисках мужа.

Но Джеймс не улыбнулся в ответ.

– Маргаритка, – начал он. – Я не могу… я не думаю, что я… – Он смолк и откашлялся. – Наверное, после того, что произошло в Комнате Шепота, я стал неподходящим человеком для того, чтобы искать тебе мужа. Мне кажется, ты не будешь доверять мне после…

– Я доверяю тебе по-прежнему, – едва шевеля губами, произнесла Корделия. – Я все понимаю. Ты не воспользовался положением, Джеймс. Это была игра. Ты притворялся, я знаю это…

– Притворялся? – повторил он.

Несмотря на теплый халат и жар от камина, Корделия задрожала, когда Джеймс поднялся на ноги. Алые отблески пламени касались его черных локонов, и казалось, что его венчает огненная корона.

– Я поцеловал тебя потому, что мне этого хотелось, – прошептал он. – Потому, что я никогда в жизни ничего не желал так сильно.

Корделия почувствовала, что краснеет.

– Я больше не связан словом, данным Грейс, – продолжал он. – Но я любил ее все эти годы. Я знаю… я помню, что любил. И это чувство руководило моей жизнью.

Корделия вцепилась в халат.

– Сейчас я иногда задаю себе вопрос: а может быть, это была просто мечта? – говорил Джеймс. – Наверное, я идеализировал ее, как это бывает с детьми. Возможно, это была просто детская мечта о том, какой должна быть настоящая любовь. Я верил в то, что любовь – это боль, и когда мне было плохо, я терпел боль ради нее.

– Любовь – это не обязательно боль, – прошептала Корделия. – Но Джеймс, если ты любишь Грейс…

– Я не знаю, – вздохнул Джеймс, отворачиваясь от камина. Глаза его потемнели, как тогда, в Комнате Шепота, и в них было отчаяние. – Как это может быть, я любил ее так сильно, но теперь ощущаю такое чувство по отношению к… – Он замолчал. – Наверное, я не такой, каким всегда считал себя.

– Джеймс… – Корделия поднялась на ноги. Она не могла слышать этот голос, полный боли; мысль о том, что он мучается, причиняла ей страдания.

– Нет, – хрипло произнес он и тряхнул головой. – Не подходи ко мне. Если ты подойдешь, Маргаритка, я не смогу…

В этот момент дверь библиотеки с шумом распахнулась, и Корделия обернулась, ожидая увидеть мать.

Но на пороге стоял Алистер в уличной одежде, сапогах и инвернесском плаще. Он захлопнул за собой дверь и окинул сердитым, неприязненным взглядом сначала Корделию, потом Джеймса.

– Мать сказала, что вы оба здесь, – заговорил он протяжным, ленивым голосом; это означало, что он вне себя от ярости. У Корделии сжалось сердце от дурного предчувствия. В последний раз, когда она видела Алистера, тот был крайне зол. И сейчас он, судя по всему, тоже был зол. Она подумала: интересно, он хоть на полчаса смог успокоиться или пребывал в таком настроении целые сутки?