Прооравшись, кое-как беру себя в руки. Выбираюсь из кровати, осторожно подхожу к двери и выглядываю в предбанник. Здесь тоже нет света, но его полоска пробивается из коридора. Выглядываю уже туда – пустота и крик…
Встаю на середину коридора и ору изо всех сил:
– Слышишь ты, тварь? Заткнись! Что тебе от меня нужно? Ты меня достала! Либо говори, что тебе нужно, либо отвали от меня!
Реакции – ноль, никаких изменений в окружающей действительности.
– Ты больная! – в ярости выплёвываю я в воздух. – Двинутая! Я тебе шею сверну, поняла? Только попадись мне на глаза!
Эти вопли выдёргивают из тела мои натянутые до предела нервы, волна ярости набирает обороты и я, забыв и про живот, и про то, что после операции полагается лежать, а не заниматься физическим трудом, ношусь по коридорам и ломлюсь в каждую дверь. Мне поддаются только санузлы: один на втором этаже и два на первом. Её адский крик не стихает ни на секунду, клиника переполнена терзающими слух звуками.
Везде всё заперто, в окнах – темнота, в главном холле тускло светит лампочка аварийного освещения. Синяя. Окно за стойкой ресепшена выходит на большую стоянку, за которой раскинулся широкий газон. Ещё дальше в несколько рядов высажены сначала кусты, потом молодые деревца – не то берёзы, не то клёны, отсюда не разобрать, а за ними забор. Обычный забор из профнастила, примерно в два человеческих роста, если я правильно помню, выкрашенный синей краской.