Мне случалось дарить женщинам плюшевые игрушки. Не сказать, чтобы слишком часто это бывало – я не сентиментальный романтик, чтобы заниматься подобной хренью, но несколько раз, когда речь шла о том, чтобы расположить к себе очередную куколку, я покупал какую-нибудь тряпичную дрянь, от которой впечатлительные дурочки кипятком писают.
Помню, однажды приобрёл в цветочном магазине белого зайца – его бесконечные уши и лапы трепыхались и дёргались от каждого движения, а над мордой с розовым носом красовался цилиндр. Забавная игрушка даже у меня вызвала улыбку, а куколка – та вообще пришла в восторг. Трата того стоило – после неё золотистая дурочка позволила мне очень многое… А ещё больше я позволил себе сам.
В другой раз в какой-то сувенирной лавке я углядел сшитую из лоскутов девочку в длинном сарафане. У неё было белое личико и нитяные рыжеватые волосы – точь-в-точь моя тогдашняя подружка. Правда, когда я подарил ей игрушку, сучка скривилась, вся недовольная – не оценила моего жеста, за что и была потом наказана…
Хотя самый большой мой косяк был, когда одной очень красивой, но глупой девчуле я без задней мысли подарил жёлтого слоника, у которого шелковистая шерсть завивалась мелкими колечками. Прикольная игруха, но дурёха, которой она предназначалась, закатила мне такую истерику! Если честно не понимаю, как можно комплексовать из-за веса, если твои трусики запросто помещаются в твоём же кулачке…
Тем более не понимаю, почему дарить слона – это плохо, а дарить медведя – нормально? Тоже ведь не образец стройности… Однако я заметил, что эти плюшевые создания оказывают на большинство женщин какое-то прямо магическое действие. Приносишь ей в подарок такого и в половине случаев можно расслабиться – сама на шее висеть будет, а нависевшись от души, упадёт перед тобой на спину…
Поэтому, несмотря на странности в женском восприятии, плюшевых медведей я дарил чаще всего. Ведь не обязательно понимать, как это работает, главное – что можно пользоваться. Всего таких игрушек я дарил то ли три, то ли четыре, и вот такой вот маленький белый пушистик с красным шелковым бантом на шее среди них точно был.
Значит, это намёк… Значит, всё-таки женщина… Но кто? Игрушки я дарил только куколкам, но вспомнить какой из них что именно – я не смогу при всём желании. Не могу сказать, что их лица кажутся похожими одно на другое, как если бы они были светлокожими золотоволосыми японками, увидев – узнал бы, но не более того. А уж вспомнить, что там у нас с каждой из них было…
Схема-то стандартная: познакомился, поухаживал, получил своё, попрощался. Они, конечно, вели себя по-разному, кто-то ломался, кто-то сразу был не прочь, кто-то рыдал потом, кто-то проклинал, кто-то гордо уходил в закат… Я что, их всех помнить должен?
И эту стерву, которая всем здесь заправляет, я раньше в глаза не видел! Наверное…
Сон давит всё сильнее, но сквозь веки глаза режет этот настырный синюшный свет. Заставляю себя подняться, добираюсь до выключателя, хлопаю по нему ладонью – бесполезно! Несколько раз щёлкаю кнопкой туда-сюда и убеждаюсь: свет в палате я погасить не могу.
На всякий случай выхожу в предбанник, но там лишь один выключатель, от санузла, и он рабочий.
«Сука!» – устало думаю я. Снова ложусь, отворачиваюсь к стене и прикрываю глаза локтем. Теперь, когда я знаю, что возможности выключить свет у меня нет, его мерзкое свечение раздражает ещё сильнее.
Ну, погоди, сука! Дай мне только выспаться!
Мои планы поменялись, куколка. Теперь я не уйду отсюда, пока не найду тебя. Не найду и не заставлю сполна расплатиться за всё, что ты вытворяешь!
Я представляю, как она стоит передо мной на коленях, заплаканная и забрызганная, моя рука жёстко сжимает золотистую копну на её затылке, а в её глазах мольба о пощаде…
Нырнув я это сладкое видение, я погружаюсь в водоворот сна.
***
Меня подбрасывает на постели. Распахиваю глаза, но почти ничего не вижу – вокруг темно. Очень скудный отражённый свет проникает в окно, но в самой палате – темнота. Темнота и дикие крики, носящиеся от стены к стене.
Громче. Тише. Ближе. Дальше. Грустно. Яростно.
Слова долбят мой мозг, сердце свалилось в желудок и трясётся в припадочных судорогах, лоб покрылся испариной.
– Хватит! – что есть силы ору я, пытаясь перекричать этот голос, который, забравшись в черепную коробку, бесчинствует там, миксером расшвыривая серое вещество по стенкам. Спросонья пробирает такая жуть, что всё, что я могу, это верещать, как перепуганная школьница: – Хватит! Хватит! Хватит!
Но
Я не был к такому готов. Сука, я же спал! Вот тварь!