Золотко в космосе, или #держи_ведьму

Габриэлю сна не требовалось, это был единственный плюс посмертного существования. И еще тот факт, что для него теперь не существовало материальных границ. Тюрьмы тела. Якоря тела. Зато он убедился, что прав был философ Декарт в своем гениальном прозрении: «Cogito ergo sum» — «Мыслю, следовательно, существую».

Габриэль мыслил. И существовал, пока мыслил. Проще всего было существовать в диалогах. Осмысливать слова собеседника, обдумывать, транслировать в сны Ярослава свои реплики и образы. Не зря древние философы Земли писали свои трактаты в форме диалогов.

А еще в таком существовании была невозможна ложь. Нельзя солгать, не изменив собственной сути. Ярослав, видимо, тоже это понял, потому что его вопросы становились все более острыми и жгли как раскаленный гвоздь. И главный он задал уже при следующей беседе.

«Ты ее любишь?».

Конечно, речь о Василисе, о ком же еще. Тем более, что сразу возник образ, который Ярослав хранил в памяти: облитая солнцем девочка с мокрыми от слез ресницами протягивала брату найденного бельчонка, пострадавшего от вороньего клюва. Услышал Габриэль и щемящую нежность в сердце славянина, и гордость за сестру, отогнавшую своей силой воронью стаю, которая могла заклевать и трехлетнюю малышку. Это было первое проявление силы маленькой ведуньи — способность управлять эмоциями живых существ.

Но не успел Габриэль воспринять все богатство оттенков того далекого дня, сохраненного в памяти ведуна, как образ Василисы сменился на более зрелый. Это была уже совсем взрослая девушка, увиденная глазами брата после долгой разлуки. Правда, Габриэль, глядя на зеленоглазку с солнечными локонами, смотрел совсем не как брат.

«Да, люблю», — признался он.

Сложно утаить что-либо от того, благодаря кому существуешь. Ярослав считывал Габриэля, как самого себя.

«Если бы я не знал, что ты сейчас не можешь лгать, не поверил бы. Еще скажи — влюбился с первого взгляда», — фыркнул Яр.

«Может быть и с первого».

Если бы Габриэль мог, он бы зажмурился, смакуя воспоминание — растрепанная, исцарапанная девчонка в убогом сером платье стандартного покроя выглядела как королева с золотой короной на прекрасной голове. В зеленых глазах полыхал непримиримый огонь, и она излучала такой коктейль эмоций и силы, что Гэб, повидавший самых первых красавиц своего мира, самых богатых и холеных, на миг задохнулся от восхищения.

«Моя», — сказал он себе в тот миг.

Ему был неважен ее статус и профессия, неважно, кто она и откуда, неважно даже то, что Василиса оказалась потомком враждебных сил и ненавидела как его самого, так и весь его род.

Он знал, что это — не ее чувства. Знал, что она, ослепленная еще до рождения, просто не видит его и не сможет увидеть, пока не преодолеет подаренное ее роду благословение, точнее, проклятие драконидов.

«А если она уже вышла там замуж? — спросил Ярослав. — Что ты будешь делать?».

«Не вышла, я знаю».

«Откуда?».

«Просто знаю, поверь. Я не могу сказать, откуда. Пока не понимаю, откуда эта уверенность. Но я знаю, что кольцо Судьбы к ней вернулось, а значит, у меня есть шанс».

«Шанс! — проворчал Яр. — У тебя ничего и нет, кроме шанса. Ни тела, ни жизни. Ты — лишь мой сон. Проснусь, и ты перестанешь существовать».

«Не перестану, ты знаешь. Пока я привязан к малому якорю, я жив. Пока я мыслю, я существую».

А когда Ярослав пребывал в фазе глубокого сна или слишком вовлечен в события яви и не впускал его в свои мысли, Габриэль сам себе становился собеседником.

Но, чем больше отдалялся от Земли звездолет, набирая разгон перед гиперпрыжком, тем настойчивее казалось Габриэлю, что к нему в собеседники напрашивается еще кто-то, какое-то невообразимое существо. То самое, чье внимание к Ярославу и собственной персоне Габриэль ощущал непрерывно.

Прорыв в его разум случился, когда Ярослава и всех землян упаковали в анабиозные камеры, погрузив в сны без сновидений. В анабиоз ушла и большая часть экипажа драконидов, и Габриэль остался один, если не считать «аварийную бригаду» космолетчиков и капитана.

Дежурный навигатор и капитан и не догадывались, что на борту есть неучтенный пассажир, если так можно назвать бесплотную душу. А Габриэль осмелел настолько, что решил проконтролировать, что происходит в анабиозных отсеках. Не случилось бы что с Ярославом, его единственной надеждой на воскрешение.

Видимо, Габриэлю, пустившемуся в немыслимую, космических масштабов авантюру, в опасные игры со смертью, улыбнулась фортуна, или даже она спасовала перед его бесстрашной наглостью.

Как бы то ни было, ему повезло. Миниатюрный кластер, клопом впаявшийся в кожу землянина, отвалился сам собой за сутки до «консервации» землян и членов экипажа. Не случись этого, Гэбу второй раз грозила бы смерть. Он не знал, сможет ли существовать даже в таком эфемерном состоянии без поддержки Яра, не повредится ли кластер замораживающей жидкостью.

Теперь было ясно, что сможет.