Демко Легуша, который оставил Сечь и даже завел хозяйство, решил опять податься в гайдамаки из-за неразделенной любви; его зазноба, дочь сотника, выбрала себе жениха из старшинских сынков. Примкнул к ватаге и запорожец Иван Дзюба, на которого Кость Гордиенко, вновь переизбранный кошевым атаманом, смотрел косо и строил разные козни. Даже старый Тетеря плюнул на свои обязанности перевозчика и едва не слезно упросил Мусия не отказать ему в последней милости – чтобы он мог умереть не в постели, а в бою, как подобает настоящему казаку.
Годы шли, неуловимая ватага Мусия Гамалеи наводила страх не только на Правобережье, в Подолии, но и в Левобережной Украине, где совсем распоясались свои паны и подпанки. Но к лету 1728 года за гайдамаков всерьез взялись царские войска, и братчикам пришлось туго. Вскоре от их ватаги осталось всего ничего – около сорока человек. Остальные или погибли, или разбежались. Разбойный промысел дело свободное, здесь даже атаман не указ.
На обоз гайдамаки наткнулись совершенно случайно. Мусий уже подумывал о том, что вскоре наступит хлябь, осеннее ненастье, и пора искать надежное пристанище. Он вел братчиков в глухие леса, где был оборудован просторный зимник. Но такую удачу, которая сама шла в руки, гайдамаки упустить не могли. Решили взять обоз и как можно быстрее скрыться в лесах.
– Ну что, братчики, – сказал Гамалея, когда обоз приблизился на расстояние ружейного выстрела, – с богом! Демко, Иван, берите на прицел тех, кто впереди. Вечеря, Ширяй, бейте задних. Берем их в клещи. Пли!
Грянул залп, и прозрачный полуденный воздух заволокло пороховым дымом. Бросив бесполезные мушкеты, гайдамаки схватились за сабли, и началась беспощадная сеча. Оставшиеся в живых гвардейцы защищались с отменной стойкостью и отчаянностью обреченных. Это были добрые воины; за короткий промежуток времени они успели уложить пятерых братчиков. Но количественный перевес и внезапность нападения гайдамаков сделали свое дело.
Неожиданно послышался топот многочисленных копыт, и из-за поворота дороги выметнулся большой отряд драгун. Наверное, они тоже были в охранении посольского обоза, но по какой-то причине отстали. В новых синих кафтанах с отложными воротниками и обшлагами, в штанах из лосины, сапогах с раструбами и накладными шпорами драгуны казались ожившими кентаврами, так ловко они управляли своими огромными голштинскими жеребцами.
Судя по черным шляпам с белой отделкой, плюмажам, белым галстукам, а главное, боевым коням, посольство было важным. Голштинские кони были дорогими, в России их было мало, поэтому строевых жеребцов брали под седло только на время парадов или для серьезных посольских выездов – чтобы не ударить в грязь лицом перед иностранцами.
«Мы пропали!» – в отчаянии подумал Василий и услышал голос Мусия Гамалеи:
– Пять человек вместе со мной прикрывают отход!.. – Он назвал фамилии. – Остальным уходить в лес! Место сбора вам известно! Василий, ты будешь за главного! А ты куда со своей увечной клюкой?! – накинулся он на Тетерю. – Беги, пока не поздно!
– А в самый раз, Мусий, – весело ответил старик. – Мое место рядом с тобой. Чую, пришла за мной костлявая… Дай умереть по-человечески.
– Что ж, вольному воля.
Драгуны налетели как ураган. Огромные боевые жеребцы перли напролом, словно перед ними стояли не люди, а мешки с соломой. Раздались нестройные выстрелы из пистолей, несколько драгун упало под копыта коней, и началась бешеная рубка.
Мусий был страшен. Таким Василий никогда еще не видел своего наставника. Казалось, у старого характерника выросли крылья. Он вертелся, как вьюн, и почти каждый его удар достигал цели. Железняк уже готов был скрыться в кустах, но что-то неудержимо тянуло его остаться, чтобы помочь Мусию. И когда на атамана гайдамаков набросились сразу трое драгун, которые наконец распознали в нем главную опасность, Василий не выдержал и кинулся на помощь.
Вдвоем они отбились быстро, хотя и не без труда. Увидев рядом своего воспитанника, Гамалея только крякнул, но ничего не сказал. Может, потому, что в этот момент один из драгун срубил Тетерю. Старый запорожец тихо охнул, упал и умер со счастливой улыбкой на морщинистом лице. Но и драгун недолго зажился – свистнула сабля характерника, и душа драгуна вознеслась в заоблачные выси.
– Уходим! – вскричал Гамалея, оглянувшись: ватага уже исчезла за деревьями.
И в это время драгунский офицер прицелился из пистоля и выстрелил в Железняка, который находился близко к нему. Сильный удар пули в грудь бросил Василия на землю. Уже теряя сознание, он услышал страшный, нечеловеческий крик Гамалеи, а затем наступила темная ночь…
Очнулся Железняк в подземелье. Он лежал на груде мягкой рухляди, а над ним склонился Гамалея. На бочке стоял жировой светильник, и в его неверном колеблющемся свете резко очерченное лицо старого характерника казалось маской тревоги и сострадания. Заметив, что Василий пришел в себя, Мусий немного посветлел лицом, но страшная тревога, затаившаяся в глубине его глаз, так и не покинула запорожца.